добро пожаловать в магическую британию, где «тот-кого-нельзя-называть» был повержен, а «мальчик-который-выжил» еще не надел распределяющую шляпу. мракоборцы отлавливают пожирателей, министерство отстраивает магический мир. сообщество с нетерпением ждем церемонии открытия 83 Чемпионата по зельям. министр приглашает инвесторов из ассоциации. в англии март 1982.
Miroslava Shchukina За время своих поисков Мира поняла, что ее новый мир мало чем отличается от старого. Здесь люди тоже закрывают глаза на кошмары и странные вещи, ставшие обыденностью после войны. Когда первый раз не срабатывает камин в Дырявом котле и Щукиной приходится своим ходом добираться в гостиницу, ей обо всем рассказывают. «Временные меры». Она все знает о временных мерах. Временные меры дожили до ее рождения и скорее всего ее переживут на век.
Alexandra Sokolova А вот Соколовой в своей собственноручно созданной клетке было паршиво. Точнее, ей было «нормально». Такое противное, тягучее слово с большим количеством букв да из трех слогов, за которыми скрыто гораздо большее, чем подразумевающееся «50/50» или «да все окей». И испанца этим словом было не обмануть. Он знал, что Соколова никогда так не отвечает. Она не Дарвин или Хиро, по лицам которых иногда сложно понять, осуждают они тебя или поддерживают, или прикидывают, какой эль взять в пабе.
Edmon Grosso И кто ты такой для этого города, чтобы оказаться на виду? Эдмон знал, как это должно быть, как водят носом по сырой земле министерские волкодавы, как затылок горит от чужих глаз. Да он и был ими, сотни раз был чужими глазами. А может, потому казался мучительно малым простор этой сонной аллеи. А может, потому он не мог удержать на руках расколотую мыслями голову. Оттого, что он сам знал, как все может быть. Оттого, что за углом он ждал встречи, но «никого со мной нет. Я один и — разбитое зеркало».
Felix Wagner — Если он бросится в Темзу... — Феликс медлил, осторожно подбирая слова, точно перебирал свежую землянику — не вся ягода была так хороша, как казалось с первого взгляда. Какая-то могла горчить. С чужим языком это не редкость, скорее закономерность, которая могла стоить жизни. В полумраке черные глаза немца сверкали тёмными топазами, — мне, наверное, нужно будет расстроиться.
Arisa Mori Сами того не понимая, клан охотников на ёкаев научил Арису слишком многому, чтобы молоденькая рыжая лисичка не обернулась не по годам опасным хищником. Принятые ими решения и, в итоге, смерть — стали началом ее пути. Их жизненные силы и кровь — рекой, что невозможно перейти дважды (да и стоит ли?). А привычки, житейские хитрости и уклады, которые изучала месяцами, выслеживая одного за другим как добычу, научили выживать не только как кицуне, но и более...по-человечески.
Наверх
Вниз

HP: Unfettered

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: Unfettered » голодные игры » 1.1 Dead of night / Second floor


1.1 Dead of night / Second floor

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/2/274269.png
Непогода заставляет случайных прохожих провести вечер в старой лавке на окраине Косой Аллеи и, как это обычно случается, все случайности становятся закономерностью стоит лишь часам пробить полночь. Таков закон всех страшных историй, но поймут ли это гости лавки до того, как станет слишком поздно? Всему своё время - отвечает старый дом, сиротливо скалясь на гостей скрипом половиц в пустых коридорах. Сейчас, например, время историй. Ответы будут потом
10/04/1982

+2

2

9:45 p.m
[indent]Феликс сдержанно улыбается шутке старика Ремингтона. В воздухе повисает неловкость столь плотная, что если закрыть глаза и зачерпнуть её чайной ложечкой вместо поданного молочного пудинга едва ли заметишь разницу. Так в основном и бывает, когда принимаешь приглашение из вежливости, не имея возможности отказать, и вынужденно следуешь правилам гостеприимства.

[indent]Всё бы ничего, если бы не было так жутко.

[indent]Убранство комнаты превращает жилое помещение в музей абсурда. Стены заставлены книжными шкафами, скалящимися на гостей потрепанными переплетами, не способными пережить прикосновения пальцев. С верхних полок стеклянными пуговицами вдаль смотрят высушенные головы русалок и пожратые молью чучела не то фазанов, не то болтрушайек. У запертой входной двери посмертным стражем высится молочный остов тролльего скелета, жеманно приодетый в розовое жабо. Феликс опускает взгляд на темное пятно поверх османского орнамента коврового покрытия, очертаниями напоминающее вышедшую из берегов реку крови, которую все, кажется, упорно игнорируют.

[indent]Пахнет плесенью, кошачьей мочей и эрл греем.

[indent]Пламя масленых ламп дрожит от сквозняка и лишь редкие вспышки молний сквозь гигантскую пасть пыльного окна на потолке в полной мере освещают комнату, одевая гостей в глубокие тени, неестественно подчеркивающие фигуры. То, что служило хозяину лавки гостиной могло бы стать зимним садом, но редкие растения в напольных горшках давно не подавали признаков жизни.

[indent]Их словно викторианских кукол рассадили за кофейный столик, помнящий младенчество королевы Елизаветы II, карикатурно миниатюрный для компании из пятерых взрослых волшебников - пользуясь тем, что свободных кресел не осталось, Вагнер тактично удаляется к книжному шкафу. Им гостеприимно роздано по кружке и блюдцу, такому же ублюдошному, как и весь сервиз цвета фуксии.

[indent]Часы формой напоминающие прислонившийся к стене гроб методично тикают на нервы - даже шипящая и запинающая об иголку пластинка с заунывными напевами волынки не способна поглотить этот похоронный метроном.

[indent]Но собравшаяся компания тактично делает вид, что всё о'кей. В общем и целом, ситуация наглядно иллюстрирует полуночный файф о'клок в гостях у престарелого шляпника. Очень по-английски.

[indent]Если бы не непогода, немец готов биться об заклад, их бы давно и след простыл. Мужчина лениво разглядывает лица присутствующих, в сердцах гадая, какие судьбы могут скрываться за этой чопорной сдержанностью? Рыжий юноша, слишком бледный для того, чтобы казаться здоровым. Темноволосая девушка с темными глазами, слишком молодая для того, чтобы считаться выпускницей школы. Женщина, с глазами из синего льда, неспособного растаять под натиском Инсендио. Она пришла вместе с рыжим, или Вагнеру так показалось? По крайней мере у мертвого - как волшебник в сердцах обозвал незнакомца - юноши были весьма недвусмысленные взгляды в её сторону. То, что дама их усердно игнорировало, погоды не меняло.

[indent]Очередной росчерк молнии выхватывает из полумрака ссохшееся лицо старика, неожиданно оказавшегося в шаге от волшебника - немец невольно вздрагивает.

[indent]- Вам не нравятся гадюки? - с искренним удивлением спрашивает Ремингтон, убирая от лица волшебника ссохшуюся в последнем вздохе головку змеи.

[indent]- Нет, что вы, - Вагнер отвечает мягкой улыбкой и отставляет блюдце на полысевший подлокотник кресла. Поправляет съехавшие на кончик носа очки, принимая в руки шкуру гадюки, - напротив. По долгу службы пришлось полюбить - таких красавиц полно на могильниках. Просто с детства не люблю грозу. Напрягает.

[indent]- Могильниках... Как я вас понимаю, молодой человек, - в голубых глазах теряющего зрение человека проскальзывает уважение. Он убирает костлявые руки за спину и шаркающей походкой горбуна подходит к столику, отчего Вагнер удивляется тому, как глубоко успел погрузиться в мысли, раз не заметил его приближения, - в моем возрасте ночные грозы теряют всяческую прелесть, сулят бессонницу. В добавок, сегодня такая скверная ночь! Хорошо что вы согласились составить мне компанию... Как хорошо... Так о чем это я? Или не я? Юная леди, вы что-то говорили?

[indent]Вдруг с жутким лязгом с насиженного места сорвалась металлическая кукушка в фетровой шляпке. Описав над головами собравшихся неровный круг, она камнем упала в ноги голубоглазой девушки. И тут же грянул гром.

[indent]Темноволосая девушка, назвавшаяся Мей и долгих минут пятнадцать соловьем заливавшаяся о том, как сложно современной женщине подобрать достойный подарок мужчине, у которого, казалось бы, всё есть, охнула в лучших традициях тургеневских барышень, чуть было не выронив блюдце. Немец хмыкнул.

[indent]- Дерьмо, - неожиданно констатировал старикашка. Поймав отражение его лица в потускневшем от времени зеркале, Феликс был уверен в том, что застал на нем оттиск испуга. Как любопытно, подумал он, крепко сжимая головку гадюки.

[indent]- Вы же не верите приметам, моя дорогая? - поинтересовался Ремингтон, протягивая девушке пожелтевший лист бумаги и жестом прося поднять металлический птичий труп. Кажется эта малютка уже была не в состоянии вернуться домой.

[indent][indent][indent]/ внешний вид: коротко остриженные черные волосы, колючая щетина на месте недавней густой бороды. Очки в терракотовой оправе, темно синий кардиган с молочным треугольником платка в нагрудном кармане, черная рубашка и классические брюки в цвет кофе с молоком. Под кардиганом портупея, держащая волшебную палочку. Когтеобразный перстень замаскирован под титановое кольцо.

[icon]https://media.tumblr.com/76446fe87c8d8fca001aa7c8aa978f01/1553b9eb179c3a39-aa/s400x600/d14f2f8c9c946d54e4074fed4bb1fbb82bd8176d.gif[/icon]

Подпись автора

о т ч е г о   т ы   с т а л   мертвым?
ровным, вежливо - г л а д к и м ?
к т о   тебя   с д е л а л   т е н ь ю?
кто   р а с с т в о р и л   без остатка?

и на   б о т и н к а х   т а е т
каша крупой   к р о в а в о й.
п р я ч ь с я  пока не поздно.
прячься. времени   м а л о

+5

3

Все походило на понарошечное чаепитие в детской, когда взрослые вынуждены устраиваться на крошечных стульчиках за низким столиком и делать показные пустые глотки из крошечных пустых чашечек, дабы ребенок мог с нескрываемым удовольствием «наполнить» их снова из пустого заварочного чайника.
Только в их случае чай настоящий, разлитый по чашкам раздражающе яркого цвета, из-за которого на них и смотреть то больно, ребенок – великовозрастный, возможно скатившийся в детство, возможно придуривающийся старик, приютивший вечерних прохожих от непогоды, детская – заполненная разнообразным жутковатым хламом кунсткамера.
Они с Йолем зашли в лавку старьевщика только чтобы укрыться от льющейся стеной с неба воды. Закрыв Оверлук и расположенное напротив заведение Аденауэр, они собирались поужинать вместе, что значит поужинать у Хельги, потому как вне дома она ничего не ест и не пьет. Все благодаря тому же фон Шеллендорфу.
Антитрансгрессионные чары испортили все планы, от лавки зелий волшебники ушли уже достаточно далеко, чтобы возвращаться под проливным дождем, а желтоватый свет за пыльными стеклами старьевщика светил так заманчиво, обещая тепло и сухость.
В небесном грохоте скорее интуитивно угадывались боевые заклятия, чем их было слышно на самом деле, кожа на шее и плечах Хельги покрылась мурашками. Атакующая магия разлита в воздухе, вместе с запахом прибитой к брусчатке пыли и озона.
Аденауэр сидит в помещении некогда бывшем гостиной на втором этаже, куда пригласил ее и остальных случайных посетителей старьевщик. Йоль расположился в соседнем кресле, но волшебница смотрит не на него, а в окно, выстеленное с наружной стороны слоем воды. Окно закрыто и в комнате пахнет затхлостью, какая бывает, когда заходишь в помещения запертые десятилетиями, в особняке ее отца таких было целое крыло. За прелостью Хельга отчетливо ощущает озоновый запах грозы, так что хочется обернуться и осмотреться. Но Мерлин упаси это сделать, иначе старик может решить, что она заинтересовалась одним из его экспонатов. Пусть лучше развлекает Вагнера.
Задумчивый взгляд Аденауэр, точно в патоке застрявший нехотя соскальзывает с окна на двух волшебников у книжного шкафа.
Он ее не помнит. Конечно же не помнит, узнавание и на доли секунды не отразилось в его лице, когда они встретились в узком холле лавки. Зато она его – да, еще по школе, но кто же из старшекурсников, стоящих на пороге выпуска, оглядывается на мелочь, идущую следом.
Девушку сидящую в кресле напротив Хельга видит впервые. Они не пересекались ни в школе, ни в министерстве, когда немка занималась своим обустройством в Британии, в лавку зелий выше по улице она так же никогда не заходила. Нарядная и болтливая. Но это и хорошо, разговорчивость других людей позволяет Аденауэр хранить молчание и не выглядеть при этом нелюдимой затворницей. Интересно, они с Вагнером вместе или просто совпало? Когда Хельга и Йоль пришли эти двое уже были здесь в компании старика Ремингтона.
Йоль. Йоль просто рядом, и уже одно это делает сложившийся не по плану вечер чуточку лучше.
Птица рухнувшая ей под ноги вызывает у Хельги замешательство. Чашка с блюдцем на ее коленях даже не дрогнули. Но может быть ей стоило сделать вид, что она испугалась, как сделала бы другая, нормальная, девушка. Вместо нее это делает молоденькая азиатка, привлекая тем самым внимание к себе. Немка тем временем окидывает взглядом собравшихся против часовой стрелки. Йоль - свой. Мей – гостья. Ремингтон – безумец. Вагнер… свой.
Не стоит усилий.
Хельга поводит бровью в ответ на слова старика, не поднимая при этом на него взгляда, а с неискренним любопытством разглядывая кучку металла у ее туфли.
- Примета? – переспрашивает волшебница, отставляя нетронутую чашку с блюдцем на столик и протягивая руку за листом бумаги. – Какая именно примета, уважаемый сэр?
- Примета, примета, примета, - старик постукивает большим пальцем по губам и взгляд его испуганным тараканом мечется по столику, перепрыгивает на часы, стеллажи, запинается об скелет и вновь возвращается к гостье. Ремингтон дружелюбно улыбается, расцветая пушистым белым одуванчиком, - сущая ерунда, моя хорошая. Говорят, если железные птицы бьются о землю, это к смерти. Ерунда, ерунда, ерунда.
Немка подсовывает бумагу под птичку и взявшись за оба края, так чтобы не коснуться металла, протягивает старику.
Суеверные старики. От нее ждут, верно, какой-то реакции. Старьевщик вот испуган.
Она улыбается, как улыбалась в мюнхенском госпитале когда-то своим пациентам, с выверенными до десятой доли уверенностью, снисхождением и участливостью.
- Когда птицы бьются о землю, я вам и безо всяких примет скажу, что это к смерти. Смерти птиц. – Она разворачивает лист перед носом хозяина лавки, показывая искореженный механизм. Сомнительно, чтобы это рукотворное создание вновь когда-нибудь поднялось в воздух.
- Вы боитесь смерти, мистер Ремингтон? Или по вашей примете смерть уготована именно мне, раз птичка упала рядом со мной?
В это время Ремингтон перебирал старые книги, складируя их на коленях и все никак не мог определиться, какую же из них хочет передать рыжему, и вопрос стоящей над ним Хельги с кукушкой в руках словно кольнул его тонкой иголкой. Руки замерли в милиметре над пожелтевшими от времени страницами.
- А чего ее бояться, моя дорогая? – он не поднял взгляда, но под пологом седой челки, упавшей на глаза, показалась довольная, почти полюбовная улыбка, - вы ведь ее тоже не боитесь.
Старик прав, не боится. Смерть у Хельги за правым плечом, так же как у Вагнера тень. Внешне не заметно, но рыбак рыбака, как говорится…
- Я думал, все колдомедики такие.
Теперь Хельге становится интересно.
- Я не говорила, что я целитель.

Отредактировано Helga Adenauer (2021-05-28 22:11:54)

+5

4

[icon]https://i.pinimg.com/originals/75/a8/9d/75a89d67b7b2b48fa8727d8b5ff1ea64.gif[/icon][nick]Mei Yosigava[/nick][lz]<nm><a href="https://explodingsnaps.mybb.ru/">Мей Йосигава</a>, 19</nm><lz>лисья иллюзия и маска; благонадежная молодая жена торговца чаем Сатоши Йосигава, почти_тургеневская барышня</lz>[/lz]

[indent]Двери лавки старьевщика открываются перед ней без чего-то там девять вечера и лисий дух просится наизлет, на выход. А вместе с ним и чуткое обоняние. Молодо выглядящая особа восточных кровей (пойди их разбери, то ли почтенная мать семейства, то ли ходячий риск быть принужденным к непоправимому за оскорбление чести ребенка и ее семьи) торопливо щелкнула красочным веером, распахивая его перед лицом, и нарочито степенно, как это бывает с девушками, еще не обвыкшимися со своим новым более высоким статусом, прошла внутрь.

[indent]Она подобна любопытному ребенку, еще не привычному к новому окружению, а оттого живо интересующемуся странным и разношерстным окружением. Пытливо изучает странного вида коллекцию нелепых монструозных пуговиц в виде голов различных магических тварей (конечно же, вполне "живых" и кусающихся), уточняет у господина Ремингтона действительно ли зачарованные виниловые пластинки неизвестной ей группы Кентерберийская Жуть так жутки, мучался ли тот крокодил, что висит над стойкой, когда из него делали чучело, и что умудренный опытом господин Ремингтон (Мей чуть не оговаривается и не называет его "дедушкой", в ответ на что тот только посмеивается) посоветует подарить молодой жене своему дражайшему супругу, которого отправили вместе с молодой женой в Англию налаживать новое направление семейного дела.

[indent]Уже стоя у стойки, Мей с очаровательной улыбкой покачивает головой и вместо старых счетов, которые ловко скреб крючковатыми пальцами мистер Ремингтон, протягивает ему те, что наконец выбрала для супруга. Красного дерева и с тонкой резьбой по разноцветным каменным сферам. Новенькие, почти не тронутые. Старьевщик добрые десять минут расписывал сколь тонкое волшебство пропитало эту вещицу. Незаменимый подарок честному бизнесмену! Ведь того, кто на них пытался обсчитать, тут же постигало проклятье, не всегда совместимое с жизнью. Ремингтон дружелюбно улыбается, но не по годам цепкий взгляд его мечется от тяжелого пухлого мешочка с монетами в руках девушки на счеты и обратно.

[indent]— Давайте я упакую, госпожа, негоже такую лакировку пальцами хватать, то-онкая работа! — Бормочет старик, бросая один последний печальный, как гибель Антарктиды, взгляд на кошель. И все же, несмотря на обстоятельства и явную хитринку старичка, не по себе Мей становится не от его томных взглядов на ее кошель. А от короткого, внимательного. Брошенного как бы невзначай высоким темноволосым мужчиной в очках в роговой оправе. Поджав губы, Мей торопливо прячет расшитый мешочек в широком рукаве накидки, перемещаясь так, чтобы фигура Ремингтона скрыла ее от взгляда мужчины, словно бы ей стало от него неуютно.

[indent]Не то чтобы госпоже Йосигава было неловко в той компании, в которой она в итоге оказалась десятком минут позже. Ее воспитание предполагало знать как быть хорошей хозяйкой и не менее замечательной гостьей. Но сколь не старалась девушка увлечь собравшихся беседой, все, кроме нее самой да дедушки Ремингтона, предпочитали помалкивать. Верх невоспитанности, если так разобраться.

[indent]— ...так о чем это я? Или не я? Юная леди, вы что-то говорили?

[indent]Мей очаровательно хлопает пушистыми ресницами и быстро пытается подобрать новую тему для беседы. Желательно не о гадюках и могильниках, которых, по долгу воспитания юная особа недолюбливала. И уж точно не о грозах и непогоде, из-за которой они здесь все застряли. Во-первых, потому что эта тема уже была исчерпана добрых пять минут назад. Во-вторых, потому что Феликс сказал, что недолюбливает грозы. Упоминать их вновь было бы не вежливо.

[indent]Пока юная госпожа Йосигава мешкает, из гробообразных часов с душераздирающим звуком вырывается железная птаха. Не описав и круга, с еще большим грохотом валится на пол к ногам девушки, сидевшей напротив Мей. Йосигава ойкает от неожиданности и мелко вздрагивает, подтягивая ноги ближе к креслу. То, что Ремингтон выдавал за чай, выплескивается аккурат в блюдце, заполняя его почти до краев, но не пятная дорогого наряда девушки. Пить это теперь (да и до того) совершенно невозможно. И она с облегчением аккуратно отставляет чашку на столик.

[indent]Темноволосая косится на часы, а потом, словно вспомнив что-то, вся как-то вытягивается и выпрямляется настороженным хорьком. — Ой, а сколько времени? Она так и не пробила ни разу прежде чем.., — Мей сжимает тонкие пальцы на ткани платья на коленях. Шепчет словно сама себе. — Супруг, наверняка, вне себя.

[indent]Но, словно уловив что-то в поведении Ремингтона, поднимает на него сначала заинтересованный, а после и обеспокоенный взгляд. Торопливо поднимаясь со своего кресла и, сделав быстрый шажок к старику, опускается на корточки рядом с подлокотником его кресла.

[indent]— Вы в порядке, господин Ремингтон? Вы словно побледнели после вопроса госпожи, — Обеспокоенно заглядывает дедушке в глаза, а после переводит взгляд на Хельгу, словно бы желая осудить ее нечуткость к пожилому человеку, которому от таких вопросов плохо стать может, но в итоге передумывая. Колдомедик? Так говорила или не говорила?Что-то не так?

[indent]Старик меж тем отмахнулся от Хельги, передавая подарочное издание скандинавских легенд со слов очевидцев, Йолю - книга учтиво раскрылась на описании первой встречи богов с детьми Ангброды и Локи. Были вокруг старика и другие книги. Похоже, в основном сказки. Легенды короля Артура, сказки братьев Гримм, что-то в кожаном переплете и с фамильным тиснением семьи Ремингтон на обложке (его старик бегло отложил в сторону, что то несвязное пробормотав себе под нос), томик Барда Бидля и...что-то еще с женским именем. Какая-то Агата. Мей не знала этого автора.

[indent]— Ерунда, — немного раздраженно произносит старик, но в голосе читалась непогрешимая уверенность, — конечно же говорила. Вспомни, кто хлопотал за твоё устройство в больнице, моя хорошая? Молодые! Как коротка ваша память на добро, хотя чего уж - вы идёте вперёд, куда вам до благодарностей.

[indent]Мей выглядит окончательно запутавшейся и вновь переводит взгляд с Ремингтона на Хельгу, словно ища в ее лице ответы или поддержку. — Так вы знакомы с госпожой Хельгой, господин Ремингтон? Как интересно! А что же вы не упоминали? Расскажете? — Выпрямляясь, Йосигава скользит взглядом по корешкам и обложкам книг, стопкой сложенных за креслом старьевщика. Томик Шейкспира, Stories of the dead night, потрепанный Молот ведьм и биография неких Медичи. Мей, конечно, экспертом в европейской литературе, может, и не была...Но общая картинка выходила донельзя мрачноватой.

Отредактировано Arisa Mori (2021-06-02 00:29:52)

Подпись автора

Блуждая во мраке,
Открой мое имя
Какой меня видишь,
Такой к тебе выйду.
Сделай выбор, маг,
Только руку протяни…
Сделай первый шаг,
Покрывало подними…

https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/62/993480.gif

+4

5

Вода по стеклянному потолку, расчерченному линиями старого, стремительно отсыревающего переплёта, течёт небыстро: уклон совсем небольшой, едва на грани необходимого, чтоб не устроить на крыше озеро, которое продавит её, если не укрепить хорошенько чарами. На улице совсем ночь, и между вспышками молний она едва различима взгляду, но звук - непрерывен. Эта медлительность её и полунезримость смазывают впечатление от мощи стихии, обрушившейся на Лондон тропическим ливнем, только звук - ведь он непрерывен, а ещё он отчётлив, раскатист и обидно самодостаточен, - утверждает это впечатление, возрождает, заново лепит. Гром, присоединяющийся к грохоту воды, звучит акцентными ударами литавр, падающими в бурливое течение ночной симфонии - всего лишь часть партитуры. Кажется, если прислушаться, если сосредоточиться и отследить прихотливый ритмический рисунок этого произведения, каждый удар грома будет несложно предугадать.
Йоль не прислушивается.
Игнорируя чай, разлитый по чашкам кричаще-безвкусного сервиза, он впитывает атмосферу целиком, привычный коллекционер необычных ощущений и впечатлений, которые потом, позже, сольёт в свою машину, расплетёт на нити, разберёт на соцветия, чтоб собирать из них новые букеты, добавлять в иные полотна, что будет ткать для своих клиентов.
Здесь есть, на что посмотреть, - и он смотрит. Отодвинувшись от стола, он закидывает ногу на ногу и, пристроив локоть на колене, укладывает подбородок в ладонь. Скучающая полусонная поза, живой, внимательный, заинтересованный взгляд. Он изучает лица собравшихся за столом, не слишком досадуя на того, что шмыгнул в тень, пользуясь теснотой как предлогом. Грозу он не любит, скучный человек. Или нескучный? На могильниках по долгу службы. Впрочем, пока что это терпит. Они здесь надолго, - кому как не Йолю, изучившему течение времени, знающему его, как знает течения родного пруда старый карп, тонко чувствовать его прихоти. Вечер будет долгий, даже если не продлится и получаса.
Успеется.
Взгляд его наконец отрывается от рук Хельги, на которых неверный свет мягко прорисовывает тонкость выступающих вен, окрашивая голубой - в нежно-сиреневый, - поднимает глаза на девушку с лисьим разрезом тёмных восточных глаз. Она только кажется простой, простых прибой не приносит к таким берегам. Но и без внутренней скрытой сложности в ней много занятного. Цветастый веер, дорогое платье изысканного кроя, сохранившего в современном европейском фасоне восточные ноты, изящные черты молодого, малопривычного немецкому глазу лица. В Мюнхене азиаты Йолю не встречались, зато здесь, в Англии, он примечал их много чаще.
- А мне нравятся грозы, - замечает Йоль монотонно, невыразительно, лениво меняя позу, опуская ногу на пол и вполкорпуса отворачиваясь от столика.
Цепкий взгляд выхватывает старьёвщика из полумрака безошибочно скоро, липнет к сгорбленной сухой фигуре, всклокоченным седым волосам.
- В грозу так уютно расположиться под крышей, - продолжает он, не задумываясь, клишированную речь, не требующую его внимания, - в золотом свете лампы, с любимой книгой... Я вижу, у вас здесь много книг. Никогда не считал книги товаром, теряющим ценность с годами. Может быть, вы...
Кукушка, сорвавшаяся со своего могильного насеста, обрывает его речь, не заставив вздрогнуть: она сюрприз, безусловно, пока не ясно, насколько приятный. Но вряд ли заслуживающий беспокойства.
Взгляд Йоля, соскользнув с фигуры хозяина на потешную птицу, замирает, ничего не выражающий, увязнув в горсти шестерён и пружинок, в которую она обратилась, шарахнувшись об пол у ног Аденауэр.
Последнюю гибель механического существа беспокоит даже меньше, чем Йоля. Она разглядывает металлический труп без интереса, скорее из странной английской вежливости, которой уже успела заразиться, как, впрочем, и сам Йоль.
- Говорят, если железные птицы бьются о землю, это к смерти.
Теперь он вздрагивает безотчётно, всё тело чуть деревенеет, вальяжная ленивая поза пронизывается готовностью вскочить.
Взять след.
Найти. Поймать.
Медная бровь приподнимается, обозначив праздный интерес. Не то чтобы он верил приметам. Да и нюх, его чуткий нюх на смерть, которому он привык доверять, не сигналил о чём-то требующем внимания.
Но.
- Когда птицы бьются о землю, я вам и безо всяких примет скажу, что это к смерти. Смерти птиц.
Йоль тихо смеётся, разворачиваясь на стуле уже всем корпусом.
- Это где же обитает так много железных птиц, чтоб на трупах их наросла целая примета, херр Ремингтон? - интересуется он хриплым смешливым шёпотом, пронзительным немигающим взглядом сверлит старика.
Что смерти он не боится - правда и не удивительно. В этом возрасте он давно уже должен чувствовать, как она дышит в затылок сырой подземной тьмой, должен привыкнуть.
Что не боится Хельга - неправда.
Йоль знает это доподлинно. Уж всяко получше странных старикашек.
Я думал, все колдомедики такие.
Я не говорила, что я целитель.
Диалог в стиле мистического детектива. Задетый за живое своё любопытство и уже уставший его маскировать под усталое безразличие, Йоль переводит взгляд с девушки на Ремингтона и машинально протягивает руку чтоб принять книгу.
Дедок уловил непроизнесённый вопрос. Много ли ещё непроизнесённого этот мутный торгаш успел наловить? И что ловит в полумраке господин, недолюбливающий грозы?
Йоль поднимается на ноги, с большим удовольствием кутаясь в легшие на плечи плотные тени, точно они станут завесой, что поможет ему укрыться от посторонних глаз и поразмыслить, наблюдая. Что-то дёргает и свербит в носу - верно, пыль, но может и запоздало коснувшийся лица аромат смерти. Но скорее пыль: проведя указательным по обрезу, Йоль ощущает её мягкий бархат, растирает в кончиках пальцев. Несимпатичная гравюра, на открывшемся развороте изображает Крупного косматого волка с неправдоподобно длинными зубами, сутулую уродливую ведьму и змея, в облик которого ушёл максимум фантазии художника. Старая, потёртая, она, должно быть, когда-то шевелилась, но теперь лишь хвост змея движется по непрерывной восьмёрке, вызывая смутную тошноту. Плохо знакомый с Младшей Эддой, будучи разлучённым с матерью в детстве, Йоль с трудом узнаёт детищ Локи и, хмыкнув, пролистывает несколько страниц. Изображение трёх норн выглядит куда привлекательнее, да и сохранилось лучше. Вода, которой они поливают корни Иггдрасиля, серебрится в магическом свете. Разглядывая гравюру, кончиками пальцев касаясь мерцающих струй, он усмехается, когда дед впадает в приступ маразма, явно принимая Хельгу за кого-то другого. Вот и вся интрига, - Йоль поднимает на Ремингтона взгляд исподлобья, - просто совпадение... Или нет?
Хельга кладет свою печальную ношу, завернутую в бумажный лист, на полку и оборачивается к Йолю.
- Боюсь, мистер Ремингтон с кем-то меня путает, – кажется, она отвечает больше девушке, принявшей слова Ремингтона за чистую монету, нежели убеждает старика, – В Британии я не возобновляла свою практику. Господин фон Шеллендорф может подтвердить.
- Подтверждаю, - произносит Йоль, поймав ещё один её беглый взгляд.
Прячущийся в полумраке завсегдатай могильников вдруг возвращается в сюжет, отталкиваясь плечом от шкафа, что-то в нём прячет - уж не чучело ли той самой гадюки?
Его становится видно. Хорошо и подробно видно с того места, где стоит Йоль. Но Йоль не смотрит прямо - косится, точно вернувшись к изучению гравюр на страницах Младшей Эдды.
- Но вы всё-таки врач, не так ли? - вскинутая вверх бровь, неловкая дрожь неуверенности в правом уголке губ, - Вы оба практиковали?
- Я была им, да, - отвечает Хельга и, прежде, чем Йоль успеет вставить хоть слово, добавляет, - Мы оба были.
- Что за интерес, херр Вагнер? - интересуется Йоль, пролистывая ещё несколько страниц, - Праздный, вежливый, или насущный? К колдомедикам, - уточняет, поднимая на мужчину взгляд, пустой и пронзительный.

/ внешний вид: волосы перехвачены на затылке в не очень опрятный пучок; шерстяной костюм-тройка без пиджака (жилет+брюки) в клетку осенних оттенков, синяя рубашка, рукава закатаны, воротник расстёгнут; пиджак остался на первом этаже.

Отредактировано Geol von Schellendorff (2021-06-04 00:40:16)

+3


Вы здесь » HP: Unfettered » голодные игры » 1.1 Dead of night / Second floor