дата рождения: 3 декабря 1913, 69 лет место рождения и проживания: Япония, Аокигахара // Великобритания, Лондон чистота крови: чистокровная, только кицуне. К слову, пятихвостая;

лояльность: нейтралитет; образование: самое лучшее — мамино, домашнее; занятость: владелица магической гостиницы “Moonlight Mansion”;

артефакты:   
— Сфера кицуне — фамильный артефакт рода, представляющий из себя молочно-розоватую (“кровь с молоком”) сферу размером с типичный шар прорицательниц. Является “хранилищем” магического потенциала и значительной части силы Арисы и всех накопленных сил лисиц-кицуне ее рода. Надежно сокрыта где-то в стенах гостиницы. Когда Ариса находится вблизи Сферы, магический потенциал лисицы и уровень способностей значительно возрастает. За счет Сферы также частично питается магия гостиницы. Однако если Сфера попадет в чужие руки, лиса будет вынуждена служить ему;
— Гостиница “Moonlight Mansion” (Ариса нежно называет его Mr. Moon) — здание гостиницы расположено вне магического Лондона и тщательно укрыто маглоотталкивающими и защитными чарами, наложенными еще по просьбе прежних владельцев гостиницы. Не будем также забывать о чарах, расширяющих пространство. Из-за древней истории, переплетенной с магией эльфов-домовиков, “осиротевших” после прекращения рода предыдущих владельцев, силы Сферы и магии кицуне, гостиница, кажется, почти что начала обладать собственной волей. По крайней мере чаще всего чары, сплетенные в ней, сами определяют кого пригласить к себе на порог и гостеприимно распахнуть двери, а перед кем остаться глухой стеной. В основном направления к местоположению гостиницы (в виде знаков, намеков, случайно попавшей в руки бумажки или донесшейся из ниоткуда фразы) получают те волшебники Лондона, кто находится в отчаянном положении и кому больше некуда идти. Также гостиница и, что уж скрывать, сама Ариса, привечают волшебников, находящихся в сложной личной ситуации, гонимых страхами, болью и отчаянием. Как хозяйка дома, Ариса, конечно, может повлиять на вопрос выбора клиентуры и, например, отказать кому-то в доступе. Но, увы, Мистер Мун бывает слишком сострадателен и настойчив;
— ”Банк страхов” — забирая у постояльцев гостиницы их страхи, боль и переживание, небольшую их часть она оставляет “прозапас” в личном схроне (один из вариантов применения способности по созданию "лисьего жемчуга"). В качестве гарантии личной безопасности и, своего рода, охранной системы. В случае нападения в стенах гостиницы она сможет выпустить эти негативные эмоции и использовать их как свою защиту, обратив прогулку по коридорам здания в тот еще аттракцион ужасов;
— Огненная жемчужина — своего рода Бомбарда в жемчужной оболочке. Ариса носит ее с собой в качестве защитной меры вне стен гостиницы, где она не так сильна и защищена, поскольку в течение последнего десятилетия ее таланты, связанные с огненной магией, стали еще менее впечатляющими, чем раньше;
— Значительные запасы трав — в основном Восточных, в основном успокаивающего и снотворного действия, но встречаются и ядовитые. Также внушительная коллекция восточных сортов чая (включая ее любимый белый чай), на которую Ариса никогда не скупится, несмотря на сложности в приобретении.

характеристика“Походкой беспечной пришла ниоткуда; была я извечно и вечно прибуду. Какой меня видишь, такой к тебе выйду - погребельной страстью, любовью и жизнью.”

сильные стороны: Ариса является интересным собеседником, прекрасной актрисой, хорошей хозяйкой и талантливой танцовщицей, умелым охотником и сведущим травником, знающим какой отвар уймет жар, а какой распалит страсть. Но всех же интересует не это, верно? Множество легенд приписывают кицуне десятки талантов и способностей... В действительности же, как это часто водится, половина из этого - байки слабоумных крестьян. И даже из реально доступного ей в силу крови и рождения спектра Ариса, окропившая свой путь кровью и чужой болью, больше всего склонна именно к эмпатии и магии иллюзий, в то время как ее таланты к огненной стихийной магии весьма скромны.  Причем на поприще эмпатии лиса, осознанно принявшая решение питаться только негативными проявлениями ци людей, достигла немалых высот. Так, она может не только почувствовать эмоциональное состояние и повлиять на него, успокоив или наоборот усугубив ситуацию, но и внушить эмоции (например, используя свои запасы страхов). К слову, страхи и боль являются ее стихией, подпитывающими ее силы и магический потенциал. Владеет тремя физическими формами (в каждой из них в целом быстрее, сильнее и чутче своего “не магического” аналога) - лисьей (основной), полуформой (что-то среднее между человеком и лисой) и человеческой. Для всего прочего есть иллюзии. Также умеет создавать “лисий жемчуг”, то есть заключать в компактную форму ту или иную подвластную ей магию, которая может использоваться в защитных или атакующих целях. Поскольку из всех стихий Арисе доступна только магия иллюзий, эмпатия и огненная, то в ее исполнении “лисий жемчуг” это квинтэссенция одного из направлений, вырывающихся на свободу, если внешняя оболочка повреждена;

слабые стороны: Сколь много преимуществ несет в себе ее происхождение, столь же много недостатков и неудобств вплетено в ее кровь. Так например, она не может жить без подпитки человеческой ци (или, если существенно снизит свои внутренние стандарты, человеческой жизненной силой). В отрыве от своей Сферы магический потенциал Арисы существенно ниже, что (из соображений безопасности) фактически делает ее узницей собственной гостиницы. Также кицуне являются заложницами собственных слов и обещаний. Поэтому если уж Ариса пообещает вам что-то, то ей придется это выполнить. А если (о, ужас!) кто-то завладеет ее Сферой, то Ариса будет вынуждена исполнять приказы этого человека, не имея возможности навредить ему. Однако...будьте осторожны со своими желаниями. То, как лисица выполнит приказ - все равно останется ее выбором. О, и чертов дым и собаки. Как же об этом забыть? Собаки не выносят кицуне и буквально сходят с ума в ее присутствии, зачастую проявляя нездоровую агрессию, что (для знающего человека) может быть одним из признаков, помогабщим выявить лису. А большое количество дыма правильно подобранных трав (например, полыни и аконита) могут “выбросить” кицуне из ее текущей формы в ее истинную - лисью, невзирая на все иллюзии;

родословная: Сэцуки — кицуне, мать, мертва; Акихико Мори — человек, отец, мертв; Рейко — кицуне, первая дочь Сэцуки, мертва; Норико — кицуне, вторая дочь Сэцуки, покинула мать существенно раньше рождения Арису и с младшей сестрой ни разу не встречалась.

[indent]Недавно пронесшийся ветер сорвал с ветвей деревьев, хмурившихся по обоим берегам скованной льдом реки, серебристый покрой инея. Швырнул его на черное стекло воды и погнал в неизвестность. И теперь сосновые исполины, зловещие и кривые, скрежетали и стонали в пронзительном молчании ночи. Та ночь была зловеща, точно смех заблудшей души. Смех безрадостный, полный извечной мудрости о тщете жизни и борьбы. Смех зимних духов, духов ночи и голода; достаточно опасных и сильных, чтобы нервировать даже взрослую лисицу. Но страх, что заставлял рыжую шерсть на загривке вставать дыбом, а темную кромку верхней губы злобно обнажать клыки, был вызван не заботой о себе. Как бы не была люта зима, Сэцуки, так ее звали, знала, что выживет. Но инстинкт, опережавший у всех лисиц опыт, шептал ей, что маленький комочек, жавшийся к ее животу под прикрытием трех хвостов, не протянет наедине с этими духами и десяти минут.

[indent]Ее младшую дочь, которой позднее Сэцуки  даст человеческое имя — Ариса, угораздило родиться на первых вестниках надвигающегося голода, в один из дней, когда зима и холод начинали набирать силу. И кицуне, в отличие от обычных лис лишенная возможности положиться в вопросах пропитания на поддержку лиса-отца, беспокоилась, хватит ли на двоих той ци, что вдосталь напилась от отца Арисы, сведя его в могилу, перед тем как уйти щениться в лес?.. Впрочем беспокойства Сэцуки быстро находят новую цель — излишнюю активность и смешную детскую свирепость младшей дочери. Мир ее пока еще был очень мал, ограничиваясь стенами логова; и она не имела ни малейшего представления о необъятности внешнего мира. Но жизнь в таких тесных пределах уже сейчас словно бы казалась ей тягостной. И тягостность эта постоянно толкала ее к исследованию их логова, а особенно — той стены, что отличалась от всех прочих. Она то искрилась светом, то обжигала бесконечной тьмой и холодом. За ней лисенку чудились неизвестные до того запахи и звуки. И все это манило Арису. А когда Сэцуки ловким толчком морды или ударом лапы откатывала дочь прочь от выхода из логова, уберегая от все еще свирепствовавших духов зимы, Ариса становилась все более дерзкой. Вибрирующее рычание досады и раздражения от опеки Сэцуки становилось все более уверенными, а иногда лисенок даже пыталась и огрызнуться на мать, вцепившись острыми зубками в ее шкуру.

[indent]Активность и инициативность Арисы, среди прочего, стали одними из причин того, почему запасы ци ее отца, накопленные Сэцуки, истощились быстрее чем та планировала. Или, быть может, она недооценила своего бывшего супруга, «трагично угоревшего в пожаре вместе с молодой беременной красавицей-женой»? В тот момент это все уже не важно. Подгоняемая страхом голода и лишенная возможности полноценно охотиться на людей, кицуне меняет уже известную ей модель воспитания лисят — она выводит Арису на встречу духам зимы как только та достаточно крепнет, но все равно гораздо раньше, чем своих старших щенков, и, несмотря на риск, ведет ближе к человеческим жилищам.

[indent]Ариса с детства живет, наблюдая за людьми и их повадками. Стелет свой шаг тенями и редким шорохом высоких трав, впитывает и запоминает быт и устои, смех и крики, сочувствие и ненависть, стоны боли и удовольствия. Видя осторожное, разумное любопытство дочери, Сэцуки начинает объяснять ей то, что Ариса и сама чувствует — люди другие. Слабые, ведомые своими желаниями и эмоциями, потерявшие связь с магией и природой. Или и вовсе не имевшие ее никогда. Но все же они — источник драгоценной ци, необходимой кицуне для выживания. В них есть то, чего нет в самой Арисе. Чего-то непонятного, постоянно ускользающего от ее понимания. И все же...Они — еда. Но еда опасная. Научившаяся давать охотникам отпор. И даже находить их, выслеживать, загонять в угол и жестоко убивать.

[indent]Ариса принимает правила игры этого мира, мирится с тем, что иногда охотник должен смешаться с добычей. Сначала из-за того, что слово матери, обеспечивавшей их выживание не один десяток лет, для нее закон. Позднее — скорее по привычке, которая движет ей пока не получен собственный опыт. Она достаточно рано для своего вида учится менять свое тело. Сначала в подростково-угловатую полуформу, длиннолапую, янтарно-рыжую и ужасно худенькую. После, сквозь внутреннее противоречие — в красивую молодую женщину. Однако если в лисьей форме и полуформе Ариса чувствовала себя достаточно комфортно, то на полноценное овладение человеческим телом и свойственным им навыкам и привычкам (вроде чтения, писания, быта) у нее уходит не один год. И причиной тому, вероятно, стало именно внутреннее противопоставление себя людям. Необходимость не только внешне походить на них, но и стать одной из них.

[indent]Вопреки советам матери, на первую охоту она идет до того как ей исполняется 50 лет (возраст, в котором щенки уже владеют своими силами в достаточной мере, чтобы считаться молодыми лисами, а не подростками). Ариса до сих пор помнит его черные злые уголья глаз, неприятный шершавый голос и внимательные, уверенные руки. Как помнит и силу, и вкус его жизненной силы, что привлекли ее в первую очередь. Будучи достаточно молодой и неопытной, она позволила ему уловить ее образ, запечатлеть в сердце, прожженном лисьей магией. Всего на несколько минут, в которые он видел ее и смотрел на нее, а сердце так ново и приятно билось о хрупкие прутья решетки человеческой грудной клетки. Но достаточно для того, чтобы неделями после он вспоминал ее, звал, мучая ночами и себя и ее. Тогда Сэцуки положила перед дочерью короткий, но острый охотничий нож. Тогда Ариса научилась нести ответственность за последствия своих действий. В ту ночь она впервые ощутила кровь не на языке и не на янтарной шкуре, а на тонком беззащитном шелке человеческой кожи. И решила, что впредь будет умнее и осторожнее. Как и положено кицуне.

[indent]Когда Арисе исполняется плюс-минус 50 (ну кто в здравом уме точно следит за такими деталями?) и она весьма хорошо контролирует не только все три свои формы, но и весьма недурно для своего юного возраста владеет магией кицуне, они с Сэцуки перебираются в небольшой городок у подножья Фудзиямы. Сэцуки достаточно быстро находит себе мужа — Тэдэо Ито, приятного работящего мужчину, служащего одним из смотрителей в национальном парке Фудзи-Хаконе-Идзу. Большую часть времени семья, состоящая из новобрачных и Арисы - «дочери от первого брака», как представила ее Сэцуки, проводит именно в национальном парке. В течение недели Сэцуки помогает Тэдэо в парке, Ариса с трудом пытается влиться в коллектив сверстников, а по выходным они выбираются на территорию соседних префектур на экскурсии или в походы по живописным местам. В общем ведут себя как идеальная семья. Со временем Сэцуки, убедившись в бесконечной преданности мужа, даже раскрывает ему их с Арисой натуру. Новости, конечно, шокируют Тэдэо...Но и жизни без Сэцуки он уже не видит. К тому же, обрывать его жизнь в ближайшие годы она не собирается.

[indent]Арисе же выдвигается требование — искать пропитание самостоятельно и не прикасаться к Тэдэо. Кицуне принимает его спокойно, уже чувствуя, что близится момент, когда случайно брошенный на мать взгляд не вызовет в ней никаких чувств кроме соперничества. Таков бич их натуры — две взрослые лисы не могут долго уживаться бок о бок, не споря из-за добычи.

[indent]Ариса крепла и развивалась, училась всему тому, чему могла обучить ее мать (охоте, магии, знанию трав и природы), прочнее вставала на землю как на своих четверых, так и на своих двоих. Жизнь шла своим чередом. Пока на их пороге посреди ночи не оказался тяжело раненный иностранец. Тэдэо настоял на том, что им нужно помочь ему. Сэцуки и Ариса — на том, что везти его в больницу бесполезно. В ранах его клубилась тьма, отравлявшая тело — верные следы столкновения с кем-то из магических существ. В ту ночь, обернувшись лисой, Ариса отправляется в лес, чтобы найти следы битвы или хоть какие-то зацепки о том, как незнакомец оказался здесь. Но ничего не находит, словно он просто вышел из самой ночи и без чувств рухнул у них под дверью, пятная кровью светлые доски. Сэцуки же, поддавшись уговорам мужа, пытается помочь незнакомцу, отправляя к нему одного из низших ёкаев местных лесов, известного тем, что может сожрать и переварить практически любую магию. Даже скверную. Когда Ариса возвращается на следующий день, мерзкая каменная жаба еще сыто булькает на груди у иностранца, доедая остатки скверны. Но дыхание его становится ровнее, а туман боли и страдания вокруг него — тоньше.

[indent]Ариса видит, что черноволосый незнакомец отличается от большинства людей в Японии. Не только своей непривычной угловатой внешностью и огромным ростом. Но есть в нем и что-то еще...Что-то, что делает его чуточку ближе к кицуне и прочим ёкаям, чем к людям. Сэцуки, недовольно вытирая испачканные кровью тонкие руки о полотенце, поясняет, что незнакомец волшебник. Один из тех, о ком Ариса уже не раз слышала и даже несколько раз видела издалека, но никогда вот так вблизи. И - говорит она, капризно морща красивый носик - учитывая обстоятельства его появления у нас на пороге, он скорее всего принесет нам только хлопоты. 

[indent]Мать Арисы была мудрой и проницательной матерой лисой, вырастившей на своем веку троих дочерей. И она очень редко ошибалась. Где-то спустя месяц на след Феликс-сана, восстанавливавшегося в их доме, вышли охотники за ёкаями. Они застали Сэцуки врасплох, поэтому битва хоть и была ожесточенной и кровавой, но все же недолгой. Фактически казнили и Тэдэо. Ариса же хоть выжила благодаря неожиданной помощи Феликса, но... Ночь эта глубоким каньоном оборвала прежний путь, которым она шла по жизни. И пустила быстрые лапы по пути Охоты и мести.

[indent]Как лукава и ехидна судьба. Случись нападение парой месяцев позже...Как знать. Возможно Ариса, окончательно повзрослев и порвав родственную связь с матерью, наблюдала бы за ее убийством как за смертью незнакомки, переживая лишь за то, что охотники забрали Сферу кицуне — фамильный артефакт их рода, вмещающий в себя их силу и способный подчинить лису воли того, к кому она попадет. Но охотники напали раньше. И в последующие несколько месяцев нескончаемой кровавой охоты за их головами, лисой двигал не только расчет, но и жажда мести.

Лижет лисица
Кровью пропитанный снег.
След самурая.

[indent]Лишив себя эмоций, Ариса месяцами выслеживала каждого из рода охотников, напавших на ее дом, обрывая жизни одну за одной. Кровь, струившаяся по янтарной шкуре, все больше вымывала ее яркий лучистый цвет. Чем дальше шла кицуне по пути смерти и отчужденности, тем белее становилась ее шкурка — верный призрак злого беспокойного духа. И остановилась она только тогда, когда пальцы ее вновь коснулись мягкого лунного сияния Сферы, вмешивая накопленную за месяцы убийств и жестокости силу, все отобранные у охотников и их близких ци с тем, что веками копил ее род. Включая остатки магического потенциала матери, вернувшиеся после смерти в Сферу. Сфера откликнулась на прикосновение, признавая и принимая Арису; связывая ее с собой и передавая ей накопленную силу.

[indent]Из Японии первым вестником холодной зимы убегала уже не та янтарная любопытная лисица, а четырех-хвостая кицуне, чья шерсть была лишь на тон белее снега.

[indent]Первое время Ариса скиталась по огромным просторам России. Но не найдя в этих огромных пустых просторах для себя достаточно приемлемого охотничьего угодья, двинулась дальше — в более компактную и густонаселенную Европу. Но нигде не задерживается надолго. В начале магической войны она волей случая оказывается в Лондоне и...понимает, что она наткнулась на золотую жилу. Вся боль и страдания, ужасы и страхи, что принесла с собой война и братоубийство, стали для лисы роскошным пиром и отличным подспорьем для пятого хвоста. Устав скитаться, Ариса решает, что ей пора наконец остановиться и подумать о том, как обеспечить себе уютное жилье и стабильное пропитание с минимальным риском быть раскрытой. Решение приходит к ней, когда она случайно видит как ярко-фиолетовый трехэтажный зачарованный автобус возникает перед суетливыми волшебниками, явно пытающимися сбежать. Лиса тогда едва успевает сама отскочить с пути бешеного порождения чистилища и фонарного столба, метнувшегося с его пути вбок.

[indent]Ее план прост и изящен — продав практически все ценное, что у нее было, Ариса приобретает здание старой магической гостиницы, уже заброшенной из-за преждевременной смерти предыдущих владельцев. Используя силы Сферы и помощь осиротевших домовиков, которые так и не смогли бросить пустое здание после пресечения рода своих предыдущих владельцев, кицуне создает в этих стенах обитель для мятущихся и страдающих душ. Место, направления к которому так или иначе находят те, кому действительно нужна помощь и передышка, те, кто страдает и ищет спасения или же поддержки и утешения. Ариса принимает их под своей крышей, развлекая приятной беседой, восточными лакомствами или стрельбой из лука по мишеням на заднем дворе. А по ночам, убедившись, что постояльцы крепко спят (в этом, к слову, помогают легкие успокоительные сборы личного сбора), кицуне приходит и забирает их страхи, боль и страдания.

[indent]Как говорится, и люди целы и лиса сыта.

о вас
планы на игру, пожелания: Наводить суету, вертеть хвостами (да-да, всеми пятью), разбираться с прошлым и настоящим, уберечь Сферу от любых посягательств и стать девятихвостой.
в случае ухода: Позволить скрыться в лесах каких-нибудь далеких стран.
связь: лс
пример игры:

+

[indent]Брашов встречает их надломленной лазурью рассветного неба, истекающей призрачным золотом нового дня. Тонкими клочками отступающего ночного тумана, повисшими меж рыжих черепиц как обрывки дамского платья на терновых кустах. Прекрасная дева Ночь убегала от Брашова в спешке и Лайя, из окна такси наблюдающая за свидетельством их недолгого рандеву, гадает в чем же причина этой торопливости. Так ли играла кровь и в пальцах затвердевал свинец, что скорый шаг отступления скрывал ломаное нежелание отдавать себя и свое внимание кому-либо еще? Или то торопливая поступь беглянки, подгоняемой долгожданным освобождением?

[indent]Лайя удивляется своим мыслям и хочет было поделиться ими с сестрой. Но Милли, вымотанная многочасовым перелетом, устало клонит голову к ее плечу и осоловело моргает. Лайя улыбается уголками губ, запуская тонкие пальцы в буйные черные локоны сестры; мягко надавливает ладонью на висок, вынуждая положить голову себе на плечо, и когда младшая перестает возиться, устраиваясь поудобнее, вновь отворачивается к окну.

[indent]После привычной постной американской архитектуры, Брашов взрывается на языке послевкусием жженого утреннего кофе и национальной сладости, а на кончиках пальцев – сухими крупицами старины и разводами сотен ливней и пожаров на рыжих полосках черепиц. Хулиганистым мальчишкой, он легонько дует Лайе в лицо ароматом свежескошенных газонов и высаженных в центре цветов, беспокоит занавески в номере и не дает задремать. Бёрнелл какое-то время изучает его сквозь выставленную ею преграду – кованую решетку балконного ограждения, зыбкую попытку сохранить дистанцию между собой и городом, раскинувшемся в изумрудных объятиях гор. Любопытной кошкой следит с безопасного расстояния, прислушиваясь и присматриваясь к пробуждающемуся Брашову.

[indent]Какой он? Заблудившийся во мраке собственной истории, гротескный образ самого себя, едва находящий силы и желание представать перед алчущими? Надломленный историями битв и утопленный в крови и пожарах? Аляпистый, впитавший в себя слишком много культур (от валахов до саксов), и невпопад веселый и буйный, как молодящийся мужчина в годах, старающийся поспевать за современными трендами? Безразличный и непреклонный? Или, быть может, заботливый и покладистый?..

[indent]Лайя оставляет историю Брашова и его окрестностей ему самому, все мистические истории, от которых кровь должна стыть в венах – для завтрашней прогулки с Милли. А что же себе? Себе она выбирает самого Брашова, его суть и душу. Сменяя удобство дорожного костюма на легкие объятия черного хлопка платья, осыпает запястья и пальцы росчерками тонких золотистых колец и браслетов и назначает Брашову рандеву. На его правилах, но в придуманной ею игре.

Я приглашаю тебя на танец, на фантастический вальс
А ты король или голодранец, не имеет значения
Ведь то не музыка, а кровотечение
Виолончелей, саксофонов и флейт

[indent]И он откликается. Пусть не сразу, пусть поначалу настороженно. Но с каждой улочкой, названия которых Бёрнел подчас не могла не то что выговорить, но и прочитать, с каждым встреченным жителем он раскрывался ей чуть больше. Вел ее за собой, укрывал прохладной зеленью миниатюрных сквериков, скрывавшихся в потаенных дворах старых домов, на пару с теплым ветерком трепал волосы и подол платья у остатков древних защитных стен. И, словно проникаясь чужестранкой все больше, дарил цветы и улыбки, гостеприимно распахивал тяжелые двери старой таверны, где, пожалуй, не встретишь кроме нее ни одного иностранца и где вовсе не говорят по-английски, беззлобно подтрунивал над тем какое мучение третьей мировой ощутила в своем рту, попробовав национальную "чорба на борше" (и Лайя действительно даже знать не хочет как кому-то могло прийти в голову, что эти продукты можно смешать и есть).

[indent]У Брашова десятки лиц и голосов… Но Лайя не может отделаться от ощущения, что у ее Брашова теплые карие глаза и темные чуть вьющиеся волосы. У ее Брашова дикая, обезумленная, иссеченная нежностью улыбка и тревожный взгляд сквозь пепел выжженных цветов. Ее Брашов стелет своей благосклонностью ее шаг, с каждым следующим вспоминая все больше – о себе, о том каким он был, как видел и выглядел раньше и как любовался закатами. Пусть не с того крохотного балкончика небольшого музея в старом центре города, куда пустил Лайю местный сотрудник, проникшись их беседой об искусстве и подкованностью американки в истории Трансильвании. Но наверняка с какого-то похожего. Уже не существующего. Но все еще греющего сердце воспоминаниями, а ладони – каменной кладкой, напитанной теплом уходящего солнца.

[indent]Вечером Лайя получает смс от наконец-то проснувшейся Милли и только улыбается, качая головой. Такими темпами сестренка отойдет от джет-лега только к отлету обратно в Ластвилл. Сама же Бёрнелл, окрыленная прекрасным днем и утомленная многочасовой прогулкой, понимает – этой ночью она будет спать как мертвая.

[indent]Брашов доводит ее до дверей отеля, неловко ластится напоследок к ее рукам ночными тенями, но не спешит следовать дальше. Придерживая спадающую с узких плеч шаль, купленную в уютном магазинчике вдалеке от центральных туристических улиц, Лайя тянется к двери. Еще несколько ударов сердца, и они закончат это рандеву, не прощаясь, а она спешно скользнет в холл отеля, оставляя несуществующих наблюдателей гадать о причинах поспешности ее побега, как ранее утром гадала она сама.

[indent]Но тени Брашова останавливают ее. Окликают, обращаются. Кажется, впервые за день не предлагая и направляя, а…прося? Лайя мелко вздрагивает плечами от неожиданности и под перезвон десятка тонких браслетов на запястье замирает, так и не коснувшись двери. Доверчивая, открытая. Сегодняшний день и этот город подарили ей множество чудес и улыбок. Она не видит причин отказывать ему в его последней просьбе. Девушка оборачивается к говорящему, отмечая, что несмотря на акцент, у него очень чистый и понятный английский. Слегка склоняет голову к плечу, пытаясь разглядеть его, но свет от входной группы отеля перекрывает все мутными желтыми разводами электрического освещения. Все и даже луну, о которой говорил незнакомец.

[indent]Лайя делает несколько шагов вперед, ступая с тротуара на выложенное брусчаткой дорожное полотно, поднимает лицо к ночному небу и серебристому диску луны, укутанному мягким призрачным сиянием. Она улыбается уголками губ, изучая россыпь ярких звезд, которые уже отвыкла вот так вот видеть в центре города, и в который раз за сегодня жалеет, что давно забросила рисование.

[indent]– Она прекрасна. Такая далекая, но такая близкая.., – Лайя согласно качает головой, переводя взгляд на силуэт мужчины, все еще стоявшего по другую сторону узкой пустой улицы, стараясь разглядеть его. – Как и звезды. Правда я не знаю насколько "особенно" для них быть такими. Это моя "первая луна" в Брашове, – Ей одновременно и нравится, и становится смешно от флера романтизма и напыщенности собственных слов. Словно героиня ромкома или игры, из тех, что так любит Милли. Лайя усмехается собственным мыслям и, ведя узкой ладонью по темно-винной ткани шали на своем плече, чуть виновато улыбается незнакомцу. – Как-то слишком вычурно прозвучало. Наверное, я все еще под впечатлением от прогулки по городу.