дата рождения: 20 августа 1942 место рождения и проживания: родился в Ленинграде, до пяти лет жил в сиротском приюте, позже был выкраден и жил в Румынии в поместье друга отца, которого не знал / в настоящее время живет в немагической части Лондона, Сохо; чистота крови: чистокровен;

лояльность: придерживается своих интересов, но не спорит с идеями Пожирателей - их действия выгодны Феликсу и потому волшебник готов на сотрудничество с немилостивой власти фракцией; образование: Дурмштранг, Гласиас ' 63 занятость: артефактолог, в прошлом преподавал историю магии в Колдовстворце;

артефакты: когда-то давно носил при себе трость и волшебную палочку, но прожив на Медной Горе несколько лет, под чутким контролем мастеров, лично участвовал в создании трости, заменившей палочку и посох. Артефакт выполнен из осины и венчается титановым набалдашником в форме головы ворона с глазами из александрита, в сердцевине несет сердечную жилу дракона. В качестве дополнительного подспорья волшебник носит перстень-коготь из титана с тонкой вставкой знакомого александрита - чаще кольцо можно увидеть на большом пальце правой руки. К когтю, как и к клюву ворона на трости, следует относиться с осторожностью, ведь оба они достаточно остры для того, чтобы рассечь плоть. Камень на трости имеет больше декоративный характер, но потенциала обоих артефактов волшебнику хватает;

На груди носит амулет, позволяющий избегать неприятной трансгрессии и перемещаться в тенях. Внешне амулет напоминает православный нательный крест из черненого серебра, благодаря нему волшебник может ступить в тень и странствовать по ней, сокращая время перемещения. Очень удобная вещь, уступающая по скорости трансгрессии, но превосходящая полеты на метле и, тем более, бег. Единственный минус - для перемещения нужна тень в точках "входа" и "выхода". Достался в наследство от матери, которую Вагнер не помнит, был зачарован отцом и стал отправной точкой в изучении магии теней;

Носит в кармане пальто каменную фигурку медведя, которая на деле является зачарованным големом. В случае активации фигурка достигает размеров половозрелого зверя, созданного лишь для того, чтобы защищать хозяина;

характеристика“надеюсь, ты не ждешь от меня справедливости - это не по моей части”

сильные стороны: без лишней скромности один из лучших артефактологов настоящего времени; хорошо подкован в истории артефактов, владеет теоретической базой создания практически всех из известных магических предметов, недалеко уйдя в этом вопросе на практике. Способен зачаровывать вещи, вкладывая в них определенный алгоритм - спектр возможностей распространяется от банального зачарования метлы для уборки, до создания каменного стража, достаточно разумного для того, чтобы исполнять свою прямую задачу. Обладает достаточно богатым воображением для того, чтобы находить своим талантам нетривиальное применение; недурно накладывает чары Обливиэйт; благодаря обучению в Дурмштранге не имел преград в изучении тёмных искусств и непростительных заклинаний, однако из последних, пожалуй, никогда не прибегнет к Авада Кедавра. Круцио под вопросом, Империо - за милую душу. В нём достаточно потенциала для того, чтобы исполнить оба заклинания и вопрос моральности для волшебника не более, чем пустой звук; в молодости участвовал в дуэльном клубе; не сказать, что волшебник может похвастаться особыми талантами в атакующих чарах, однако он тонко чувствует слабость противника, умеет вовремя выставить подходящую случаю защиту и одерживает победу в основном благодаря нетривиальному взгляду на вещи. Никогда не переоценивает собственные силы и не станет недооценивать противника. Достаточно проворен; освоил магию тени - может наслать плотные тени, создавая из них оружие, чья осязаемость зависит исключительно от концентрации волшебника. Не самая распространенная магия, во многих странах приравнивается к тёмной магии; большинство бытовых заклинаний может исполнять без участия трости/кольца - ему не составить трудности развести огонь одним лишь щелчком пальцев; прекрасно знает историю магии, даже имел опыт преподавательской деятельности на её основе; хорошо владеет английским и русским, чуть хуже румынским и очень плохо немецким;

слабые стороны: совершенно не дружит с любой разновидностью фантастических тварей; в теории Феликс, быть может, и рад был завести себе низла или нюхлера, но существа чувствуют в нем что-то, что не всегда улавливает человеческая интуиция и сознательно обходят волшебника по большому радиусу. Никогда не сможет приручить гиппогрифа или вызвать сочувствие у феникса, даже самые индифферентные драконы смотрят на него с некоторым презрением; любое растение, что попало в его зону ответственности, обречено на увядание; не имеет значения, будет ли Феликс заботиться о нем в строжайшем следовании советам из гербологических энциклопедий или же доверит его судьбу воле случая - достаточно тому просто оказаться рядом хотя бы на сутки, как жизненные силы покинут его. Свел в могилу даже маггловский кактус; далек от эмоциональных привязанностей и чувств, как таковых; привык пользоваться эмоциями окружающих и тем, какое впечатление он на них производит в своих личных, безусловно корыстных целях. Не понимает, как можно оставаться верным одному человеку на протяжении долгого времени - в этом вопросе для волшебника неделя уже срок. И всё-таки ему претит одиночество, поэтому склонен окружать себя вереницей однодневных романов и знакомств. Возможно, даже страдает от этого, но и под перед пущенным в сердце Империо в этом не признается, скорее откусит себе язык; импровизация далеко не лучшее его качество; больше склонен доверять четко выверенному плану и впадает в замешательство, если тот дает осечку. Для того, чтобы избежать подобного казуса, привык мыслить на несколько шагов вперед, всегда оставляя в плане место для отступления или запасного варианта. Из-за этого с трудом уживается с людьми импульсивными, полагающимися на голос сердца, а не разума; его основное преимущество - магия тени - приравнивается к тёмной магии и может быть наказуема, поэтому пользоваться ей Вагнер вынужден с большой осторожностью; не смог освоить легилименцию, хоть и пытался с тройным усердием;

родословная: Амадеус Вагнер - отец, чистокровен; заключен в Нурменгард // София Курагина - мать, чистокровна // умерла, когда Феликсу было два года; Лукаш Эминеску - приёмный отец, полукровен; хранитель библиотеки чернокнижников в Брашове;

Самое яркое воспоминание детства? Феликсу пять, на его ладонях буйством боли разрываются кровавые мозоли. Мальчику кажется, что он копает эту яму уже целую вечность, но лопата только на полотно входит в промерзшую землю и то с большим трудом. Моросит и в саду так холодно, что зуб на зуб не попадает, но мальчик продолжает копать, потому что так говорит мистер Эминеску, а у него нет причин не доверять этому человеку. Усталость не оставляет сил для вопросов - он просто делает то, что ему говорят. В опустевшем сознании верховым столбом посреди мрака белеет одна единственная мысль. Он копает себе могилу. Когда яма будет достаточно глубока, мальчик оставит в ней себя и то, что было в Ленинграде. Рядом лежит меленький гроб для пятилетки. Пять лет жизни останутся в промерзлой земле, когда он бросит последнюю горсть, когда сравняет могилу. Тогда начнется новая жизнь Феликса Вагнера, сына Амадеуса и Софии, которую для него откроет Эминеску. И он к этому, похоже, готов.

Феликс не помнит матери и совсем не знает отца. Не помнит блокады, не помнит голода и жизни в детском доме. Изредка он видит сны, пуховкой касающиеся его рассудка, но не разберёт, сколько в них памяти, а сколько - домысла. Впрочем, это его вроде как не заботит. Своё советское прошлое волшебник похоронил во всех смыслах этого слова.

В поместье Лукаша всегда было так холодно и тихо, что оно походило на склеп, а не жилой дом, в котором одинокий вдовец мог воспитывать ребенка. Но такова была жизнь Эминеску, которую он не хотел менять не смотря ни на какие кровные обещания. Для румына всегда оставалось загадкой то, с какой легкостью Феликс умудрился перенять правила этой игры. По правде говоря, мужчина никогда не думал, что  ему хватит терпения примерить роль воспитателя, однако молодой Вагнер оказался приятным исключением из его представлений о том, какими дети могут быть. С Феликсом было легко: мальчик не перечил, не повышал голоса, не носился темным вихрем по дому и, если и совал нос куда не следовало, то делал это таким образом, что Эминеску это обходило стороной. Мальчишке повезло не унаследовать характера отца - Лукаш помнил Амадеуса в его годы и не находил между ним и сыном большего, чем внешнее сходство. Возможно, он пошел в мать, но с Софией румын не был знаком и говорить наверняка было сложно. Для своих пяти лет Феликс был уже слишком взрослым. Быть может, причина тому ленинградское прошлое, которое его заставили оставить в земле, а может таков был склад его ума. Так или иначе, ребенок не принес Лукашу чрезмерных хлопот.

Он постигает основы магии еще до того, как на руках оказывается пригласительный в Дурмштранг. Все то время, что Феликс проводит в стенах дома Эминеску, мальчик отдает учебе: история магии, теория волшебства, практика на старом посохе Лукаша, который Вагнеру дается с трудом, чтение книг из личных коллекций румына, но во главе всего - языки. Румынский запоминается легче, его волшебнику преподает добрая кастелянша Марфа, которую Лукаш нанял после появления в доме ребенка. За успехи дородная женщина награждает черноглазого мальчику калиткой с творогом, порой заменяющей ребенку завтрак, обед и ужин. Вагнер самозабвенно отдается учёбе, жадно глотая знания и торопясь применять их на деле, поэтому нет ничего удивительного в том, что его познания в магической науке на голову опережали сверстников, в то время как серый кафтан школьной формы был еще велик в плечах. У Феликса очень сильна мотивация - Лукащ говорит, что чем быстрее мальчик разберется с основами, тем быстрее он сможет передать ему тайные знания, которые хранил его отец.

Амадеус для сына является фигурой не однозначной, почти что святой. Лукаш рассказывает, что он и по сей день остается одним из самых сильных волшебников восточной Европы, за что и расплачивается свободой. Говорит, что таким его сделало правительство, а когда мужчина стал слишком опасен, на него объявили охоту. Говорит, что у Феликса есть потенциал, который может его возвысит. Пожалуй, это единственное, о чем Эминеску может говорить так словоохотливо, но Вагнер чувствует, что о многом румын умалчивает, справедливо полагая, что к большему мальчик еще не готов. Ему ведь только девять.

Вступительные испытания Феликс проходит с блеском, не удостоив сердца сомнением и страхом. Лиловый кушак становится предметом незначительной гордости, но чувство это быстро отходит на задний план - впереди годы прилежной учебы, которые поглощают волшебника с головой. В лучших традициях Гласиаса, он не рвется на авансцену, заручаясь репутацией теневого лидера, двигающего самозабвенных дураков, словно шахматные фигуры во имя собственного гамбита, но "венчаться на царствие" не спешит. Школьные интриги, расцветающие ярким букетом на плодородной почве элиты волшебного света, его не интересуют. Для многих здесь он - чужак. Говорит на ломанном немецком с характерным русским акцентом, тянется к призираемому фольклору, далек от командного духа и увлечения квиддичем, который бередит умы сверстников. Вагнера это не  тяготит - ему скоро исполнится тринадцать и, как говорит Лукаш, скоро придет время настоящей магии.

Тёмные искусства изящны, их заклинания откликаются в сердечной жиле дракона, как и в сердце Феликса, тонкой музыкой сфер. Ему нравится. Как нравятся индивидуальные занятия с Эминеску, который на каникулах учит мальчика пользоваться доставшимся в наследство артефактом. В четырнадцать Феликс узнает, что отец положил свою жизнь на алтарь магии теней - сложному искусству, доступному не многим. Вагнеру она дается нытьем и катаньем, но волшебник не думает сдаваться и очень скоро в навыке владения превосходит учителя, опережая познания отца, с которыми тот неохотно делиться с сыном со страниц личного дневника. Тайное знание возбуждает сильнее, чем обнаженное тело. Тень кажется ему родной, комфортной. Она пьянит и окрыляет, заставляя горделиво расправлять плечи и смотреть на окружающих свысока. Возбуждает. Феликсу кажется, что он был рожден для того, чтобы плести из мрака тонкие нити заклинаний, облачая энергию в форму. И впервые ему хочется встретиться с отцом - единственным человеком, способным понять его. Большое разочарование.

Отец смотрит на сына молочной пеленой слепоты из мрака одиночной камеры и смеется невпопад. Лукаш сжимает костлявые пальцы на крепком плече воспитанника, невольно пытаясь оттащить его окаменевшее тело от решетки - конструктивного диалога не получается, почти всё время Феликс молчит, разбивая скудные попытки Эминеску воззвать к разуму старого друга. Они предпочли тебя мне. Пожалуй, вот и всё, что удается вынести из этого рождественского вечера. Это и еще тошнотворное отвращение к человеку, на старости лет оказавшемуся в тюрьме собственных идей. Вагнер говорит, что будет выше этого. Он знает, что не ошибется.

Когда приходит время выбирать специализацию, без тени сомнений Феликс отдает предпочтение истории, темным искусствам и артефактологии, захватывая вытекающие из них учения. Он лучший на потоке. Он просто лучший и понимает это душой, но не готов на этом останавливаться. Школа, которая прежде казалась ему неиссекаемым источником знаний, теперь видится поверхностной и пустой - тоже происходит и с библиотекой Лукаша. Аппетиты Феликса растут несоизмеримо его телу, хочется большего. Его захватывают безумные теории, где остальные говорят "невозможно", волшебник с лукавой улыбкой поправляет "маловероятно". Для него "невозможно" - трусости плевок, а трусом Вагнер себя не считает. На выпускном испытании волшебник поражает не только экзаменационную комиссию, в глазах которой он достойная замена, но и приглашенных мастеров каменной палаты. Ему аплодируют стоя, предлагают самому выбрать металл, что благородно украсит посох - высшая похвала, о которой дерзостью было мечтать. Но Вагнер идет дальше и просит о мантии мастера в Колдовстворце.

Вернуться в РСФСР оказывается не так уж и сложно. Феликс рвёт все связи с Лукашом, придерживаясь истории о том, что его незаконно выкрали из страны, в которой волшебник родился. Месяцы бюрократических тяжб, за которыми скрывается пристальное внимание МОРа к его скромной персоне. Проверки, собеседования в комитете, долгие разговоры с администрацией школы и вот он уже стажер, с которого не сводят пристального взгляда, но даже это не длиться долго. Не покидающий Медной Горы волшебник не представляет особого интереса, он достаточно безобиден. К тому же, подход Феликса к студентам, с которыми его разделяет не такая уж и большая разница в возрасте, приходится по душе мастерам. Его, быть может, и не почитают на равных, но и сквозь зубы с Вагнером никто не отваживается говорить.

На деле в его эксцентричном решении нет ничего альтруистичного - Феликс жаден до знаний и не готов отдавать их за бесценок. И от патриотизма вынужденного эмигранта тут лишь красивая обёртка. Что действительно интересует волшебника, так это неиссякаемые запасы научных трудов и артефактов, позабытые в недрах горы. Ему любопытно то, что многие считают сказочным бредом, давно успевшим себя изжить. Среди ярких звезд магических коллекций его взгляд падает на битые стёкла. Так говорят. Но мастер Вагнер в этих витражах видит потенциал. Это его талант, если изволите.

К битому стеклу многие относят и Соколова, который с нескрываемым интересом слушает лекции по истории и успешно развивается в трансфигурации, конструируя артефакты "для души" просто для того, чтобы занять руки. Феликс смотрит на юношу с нескрываемым любопытством, находя в нём блеклую тень себя. Подобное ищет подобное. Знакомство с Елисеем дает волшебнику доступ к заповеднику драконов, который надолго оседает в его сердце осколочным снарядом. Сначала Феликс не понимает, что заставляет его не моргая смотреть в янтарны глаза Гора, но стоит лишь присмотреться внимательней, взором опытного артефактора, привыкшего "зрить в корень", как он отмечает отголоски волшебного разума. Как некогда в слепых глазах отца, в своей погоне за могуществом, потерявшего рассудок. Разум "орусевшего немца" захватывает идея того, что в магических созданиях не только скрывается чистая, высшая магия, а сами волшебники, достигшие своего абсолюта и лишившиеся человечности. Феликс понимает. Понимает и Елисей, но этим знанием мастер не готов делиться с учеником и Соколов лишается ключевых воспоминаний, обличающих истинную суть своего любимого мастера.

Открытие толкает волшебника к путешествиям. С карьерой преподавателя приходится проститься, впрочем, Вагнер делает это без сожаления, сохраняя за собой право интересоваться судьбами любимых учеников и оставаясь на связи. Он возвращается в Европу, затем направляется в Африку, после в Китай. Его интересуют легенды о фантастических существах, способных менять личину. Ритуалы, дающие силу. Артефакты, в которых маги закладывали души. Феликс путешествует по праву ученного артефактора, иногда его нанимают, как консультанта на раскопках. Изредка он примыкает к группам магловских охотников за нечистью, скрывая своё естество. Волшебник ищет силу, не спеша заручаться сторонниками или союзниками. Он алчет знания и не останавливается даже в тех случаях, когда приходится рушить преграды. Делает это, правда, волшебник не своими руками.

Путь познания приводит его в Японию, где суждено произойти еще одной знаковой встрече. Как это часто бывает - самородки отыскиваются в груде отработанных камней. Вагнер сближается с монахами, которые рассказывают ему о клане охотников-жнецов, собиравших ци ёкаев - войти к ним в доверия не составляет для Феликса особого труда. Вместе с ними дело спорится, однако, когда судьба забрасывает их в лес самоубийц, удача отворачивается от мужчин и жизнь волшебника повисает на волоске. Дни горячки сливаются в единый ком липкой схватки со смертью. Тени роятся в голове, прорастая сквозь сердце ядовитыми ростками полыни, накопленная сила спорит с природой. Когда Вагнер приходит в сознание, то узнает, что неполный месяц обременяет своим присутствием семью волшебников, выделившую ему татами и магический ресурс. Так Феликс знакомится с Арисой.

Холод его сердца не может спорить с здравым смыслом и признательностью за чудесное спасение. До конца не пришедший в себя волшебник, отплачивает семье Мори физически трудом, обещая уйти сразу после того, как вновь будет способен творить волшебство, незаметно для себя врастая в эту семью и сердце молодой Арисы, которая смотрит на чужеземца с опаской. Он не понимает, что угодил в лисье логово, не понимает, что становится как никогда близок к тому, чего так жаждал. А когда тайное становится явным, уже поздно что-либо исправлять.

Созданный тенью цветок лотоса, подаренный молодой кицуне в качестве дара на день рождения, становится поисковым маячком для отряда охотников, успевшего записать Феликса в длинный список жертв леса. Он хотел порадовать суровую деву, в которой увидел равную, а вместе с тем невольно пометил её дом печатью смерти. И на рассвете за лисами пришли жнецы. Это была настоящая бойня. Все еще не успевший как следует окрепнуть волшебник был бесполезен против заклятий и стали . Единственное, что ему удалось - ухватить Арису и перенести их обоих в тень, в надежде бежать, но родная тень не была к ним благосклонна той ночью. Найдя вход, они не смогли сдвинуться с места, став немыми свидетелями того, как охотники пресекли жизнь отчима и матери девушки. Феликс сжимал её худое, прыткое тело, когда девушка рвалась броситься на помощь. Острые когти оставляли на его теле свежие раны, впечатанные в плоть магией и болью. Он хотел её сохранить, не понимая, почему? Он хотел уберечь.

На рассвете они расстались. Очень скоро Вагнер покинул Японию, примерив на плечи волшебную мантию, окрасившуюся под цвет его тёмный души в траурный белоснежный, оставив после себя багровый след крови. Снова вернулся к привычным исследованиям, но удача больше не благоволила волшебнику. Поиски привели его на Фиолент, где Феликсу пришлось вновь встретиться с Елисеем. Он обошел бы волшебника стороной, если бы в сердце не закралась тревожная идея того, что тот мог вспомнить что-то важное, чего бывшему мастеру совсем не хотелось. Лишенный эмоциональных привязанностей, закопавших их вместе с памятью детства, Вагнер неверно трактовал его взгляды, а когда стало ясно, что Соколов всего-то тяготеет любовью, волшебник выдохнул с облегчением. И покинул страну с той же легкостью, с которой разбил сердце мальчишки, ставшего для него бесполезным.

Его путешествия продолжались до тех пор, пока в катакомбах Колизея ему не удалось найти описание ритуала, способного даровать силу дракона. Связывая обрывочные легенды, он посетил вечный Рим, затем - Стамбул и по пути Цепиша вернулся в Румынию. Далее нить вела его на Урал, где покопавшись в истории перевала Дятлова, Вагнер наконец смог сложить все воедино. Отныне ему нужно было капище, утонувшие в крови маглов и магов и немного сноровки. Тьма сама вела его в Англию, истерзанную магической войной.

Тьма вела его в Тауэр, к судьбе.

о вас

планы на игру, пожелания: хочу получить сферу кицуне, разгадать тайну магии и достичь высшей формы - стать волшебником драконом и возвысить волшебников над маглами. Попутно давайте поможем Пожирателям удержаться на плаву - обещаю, останутся лишь лучшие. Весь Лондон сейчас - большое капище для моего ритуала, дайте мне время и о Тёмном Лорде уже никто не вспомнит.

в случае ухода: передать в добрые руки, как сюжетного персонажа, предварительно согласовав с игроками, подвязанными на Вагнере;

связь: личные сообщения;

пример игры:

+

у подножья ладоней июнь поменяет май;
моя вечность, я терпеливый Кай - привыкай ко мне по кусочку, заново привыкай.
а сейчас закрывай глаза, засыпай. сколько я протяну вот так
мне доподлинно неизвестно.
[indent] Никто и никогда не узнает, что их первая встреча произошла отнюдь не в гостинице, где молодая реставратор Лайя Бернелл впервые за годы сотрудничества с Винсентом поняла, что никакие таланты и заслуги не смогут уберечь её от участи разменной монеты. Влад дал себе слово, что будет осторожен и сумеет сохранить в секрете то, что заставило его отказаться от привычного существования на границе жизни и небытия. Тогда в лесу, когда жажда крови стала нестерпимой и вынудила вампира покинуть холодные своды мрачной пещеры, ставшей ему домом, опечатанным знаком дракона, он и подумать не мог, что всё так обернётся. Случайная девочка, свернувшая с тропы по воле его зова - легкая добыча, его глоток взятой взаймы жизни. Волей случая оброненный телефон - нелепая оплошность в попытке ускользнуть от прикосновения смерти. Внезапный звонок, перевернувший всё с ног на голову -  лик потерянной столетия назад любви, разрезавший его тьму, словно проблеск маяка. Тогда он еще не понимал, что это была его точка невозврата, но призрачная тень надежды поразила разум чудовища, как опухоль поражает мозг, метастазами врастая в саму суть естества.

[indent]Двенадцать часов на то, чтобы принять решение. Двенадцать часов для того, чтобы вернуть всё на свои места. Он мог ошибиться. Мог позволить раненной душе принять обман за чистую монету - прежде чем пожать руку плута, нужно знать, что меняешь бессмертную, проклятую душу не на иллюзию. Оттиск взгляда ясных глаз, высеченный в памяти ароматами лилий и крепкого кофе на обожженном песке, заставил мертвое сердце биться. Такой фокус даже королю обмана не с руки. И всё же...

[indent]Он отвык ходить среди людей. Брашов, возведенный до его рождения, казался валаху диким, оживленным и чужим. В нем всё напоминало о прошлом и вместе с тем эти напоминания были ничем иным, как плевком в лицо его бесконечно долгой, потерявшей смысл жизни. Те же церкви, те же мостовые, та же брусчатка - они хранили память прожитых лет с тем же трепетом, что и Влад, однако, в отличие от вампира, находили в себе силы и желание двигаться дальше. Редкие неоновые вывески, пелена прошлого удачно выставленная на радость туристу. Некогда стоявший колом смрад сточных вод сменился на приторную загазованность и неестественно сильные ароматы свежей выпечки. Все знакомое инкарнировалось в дикое, непонятное. Подмена понятий. Они всплывали в его голове яркими вспышками, восполняя пробелы долго сна в глуши, воспринимались как должное, но не несли за собой смысла. Новое время оглушало и сбивало с толку такого, как Влад. А городу было ничего. Город жил и в его фасадах читался стыдящий укор в адрес вампира. Неужели ты думаешь, что я похож на тебя, княже? Едва ли, во мне оказалось достаточно сил для того, чтобы пережить сотни несчастных душ, меня это не сломило. Ты же не смог вынести собственного горя и похоронил себя под грудой камня. Как смеешь ты ступать по плитам моим?

[indent]Влад скалит зубы и горделиво поднимает голову, вспоминая, ради чего пришел сюда. Подожди, мой хороший, оставим этот разговор для лучших времен. Властителю Карпат не должно смиренно склоняться перед немыми насмешками.

[indent]Почти что на исходе отмеренного трикстером срока, валах находит её. Одного взгляда достаточно для того, чтобы понять, что об ошибке не может быть речи. Она звонко смеется в ответ на неловкие комплименты цветочника, вверяющего в изящные женские руки тонкий стебель молочной лилии - у её смеха акцент непривычный, но он не может укрыть сути. Безмолвной тенью Влад следует за ней, ступая в шаг невидимым отпечаткам её туфель. Держась на расстоянии он скрывается в толпе случайных прохожих, садится за столик в три локтя от каштановой волны её мягких кудрей, маскируя блаженную улыбку за молочным фарфором кофе, за который ему нечем расплатиться. Ритм города становится незначительным, пустым и очень скоро вовсе сходит на нет. Вот оно, их первое знакомство - в искренней улыбке официанту, отголоске телефонного разговора с подругой, почти осязаемой сладости не сбывшегося прикосновения, когда её сумочка со звоном металического ремешка падает на пол, под ноги мужчины и девушка в пол оборота поднимает её раньше, чем он успевает вырваться из оцепенения.

[indent] Он хочет узнать её ближе. Хочет подарить радость открытия, поймав горечь сожаления за то, что сестра такая соня и не готова разделить с ней прелести города. Хочет показать ей Брашов своими глазами, таким, каким помнит его сам. И ступает на зыбкую тропу опасной игры, которая может стоить жизни.

[indent]Влад затылком ловит каждый её вдох. Вновь обретенное тело человека покрывается мурашками, стоит лишь ей шелохнуться. Он чувствует её каждой клеточкой кожи, ловя отражение в перекрести витрин. Невольно скалится абрису Чёрной церкви, под сени которой девушка ступает, изящно покрыв голову шелковым платком. У её движений другие мотивы, но они откликаются в мёртвом сердце знакомой тоской, за которую вампир готов отдать многое. Он следует за ней по-пятам, жадно ловя каждое движение, оставаясь незримым свидетелем чуда и радуется всякий раз, как губы её расплываются в счастливой улыбке, обнажая кромку фарфоровых зубов. На все оставшееся время валах её немой проводник, разговаривающий с ней голосами случайный прохожих, подталкивающий к новым меткам пути советами незнакомцев. На это уходит много сил, но мужчина ни о чем не жалеет. Ему хочется лишь одного - чтобы отмеренное время никогда не заканчивалось.

[indent]Однако, день истончается и на улицы Брашова опускаются плотные сумерки, а он всё не может понять, чьи шаги готов выстелить своей нежностью - тени прошлого или незнакомки, что кажется роднее всех, кого валах когда-либо знал? Город засыпает, поток людей медленно сходит на нет и вот они уже одни на узких улочках старого города, который остался жить вопреки времени и людской жестокости. Она набрасывает на острые девичьи плечи тонкую шаль, купленную по его наводке, единственное, что останется после этой встречи. Спешно пересекает дорогу, стремясь ускользнуть от него в теплый уют гостиницы. И тогда Влад решается выйти из укрытия. Всего один шаг, такой же беззвучный, как сотни пройденных до.

[indent] - Вам не кажется... - говорит валах тихо, но даже разделяющая их дорога не может украсть и толики его вкрадчивого голоса. Чужой язык обволакивает акцент родного наречия. Девушка оборачивается, вглядываясь во тьму, но не может разглядеть лица незнакомца. В тусклом свете фонаря даже её силуэт кажется призрачной зыбью. Её рука замирает в сантиметре от массивного кольца двери, которую не мог открыть спящий портье. Счет пошел на секунды, пока любопытство еще способно удержать эту связь, - луна сегодня особенно прекрасна?