добро пожаловать в магическую британию, где «тот-кого-нельзя-называть» был повержен, а «мальчик-который-выжил» еще не надел распределяющую шляпу. мракоборцы отлавливают пожирателей, министерство отстраивает магический мир. сообщество с нетерпением ждем церемонии открытия 83 Чемпионата по зельям. министр приглашает инвесторов из ассоциации. в англии март 1982.
Miroslava Shchukina За время своих поисков Мира поняла, что ее новый мир мало чем отличается от старого. Здесь люди тоже закрывают глаза на кошмары и странные вещи, ставшие обыденностью после войны. Когда первый раз не срабатывает камин в Дырявом котле и Щукиной приходится своим ходом добираться в гостиницу, ей обо всем рассказывают. «Временные меры». Она все знает о временных мерах. Временные меры дожили до ее рождения и скорее всего ее переживут на век.
Alexandra Sokolova А вот Соколовой в своей собственноручно созданной клетке было паршиво. Точнее, ей было «нормально». Такое противное, тягучее слово с большим количеством букв да из трех слогов, за которыми скрыто гораздо большее, чем подразумевающееся «50/50» или «да все окей». И испанца этим словом было не обмануть. Он знал, что Соколова никогда так не отвечает. Она не Дарвин или Хиро, по лицам которых иногда сложно понять, осуждают они тебя или поддерживают, или прикидывают, какой эль взять в пабе.
Edmon Grosso И кто ты такой для этого города, чтобы оказаться на виду? Эдмон знал, как это должно быть, как водят носом по сырой земле министерские волкодавы, как затылок горит от чужих глаз. Да он и был ими, сотни раз был чужими глазами. А может, потому казался мучительно малым простор этой сонной аллеи. А может, потому он не мог удержать на руках расколотую мыслями голову. Оттого, что он сам знал, как все может быть. Оттого, что за углом он ждал встречи, но «никого со мной нет. Я один и — разбитое зеркало».
Felix Wagner — Если он бросится в Темзу... — Феликс медлил, осторожно подбирая слова, точно перебирал свежую землянику — не вся ягода была так хороша, как казалось с первого взгляда. Какая-то могла горчить. С чужим языком это не редкость, скорее закономерность, которая могла стоить жизни. В полумраке черные глаза немца сверкали тёмными топазами, — мне, наверное, нужно будет расстроиться.
Arisa Mori Сами того не понимая, клан охотников на ёкаев научил Арису слишком многому, чтобы молоденькая рыжая лисичка не обернулась не по годам опасным хищником. Принятые ими решения и, в итоге, смерть — стали началом ее пути. Их жизненные силы и кровь — рекой, что невозможно перейти дважды (да и стоит ли?). А привычки, житейские хитрости и уклады, которые изучала месяцами, выслеживая одного за другим как добычу, научили выживать не только как кицуне, но и более...по-человечески.
Наверх
Вниз

HP: Unfettered

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: Unfettered » маховик времени » from across and beyond


from across and beyond

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

from across and beyond
Эленис и Йоль

http://s5.uploads.ru/t/ZTnFm.png
Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе не хватает того, кого ты никогда не встречал?
- Ричард Бах "Мост через Вечность"

среди снов и между строк, зима 1970


+3

2

Пусть тебе снятся белые крылья,
Тонкие пальцы, серебряный смех,
Полупрозрачный жест балерины,
И схлопнулись мили как книжка с картинками,
Где над Ирландией шел снег.

Сегодня в мир ее пришел снег.
Незваным гостем прокрался под покровом темноты и едва только забрезжил серый рассвет, как он возвестил о своем прибытии тысячами мохнатых мотыльков, наполнивших посвежевший радостный воздух. Тонкие их крылья до радужных слез защекотали едва проснувшееся солнце и оно щедро расплескалось вокруг смехом своих лучей. Мотыльки осыпали искристой пыльцой припавшие настороженно к земле травы, присаживались на ошарашенные таким оборотом дел нежные лепестки цветов Эленис и от смеха ее - беззвучного, но горячего, как пламя, прячущееся за чугунной створкой печки,- пытались укрыться в прохладном, нестрашном огне ее волос. Эленис, запрокинув голову, подставляла снежным мотылькам лицо и  ледяные ладони, укутанные иневым узором, будто тонкими кружевными перчатками. Нет, она не даст им разнежиться в тепле и скукситься в дождевые капли. Дождь - частый здесь гость, а вот снег точно позабыл дорогу в цветущий ее край. Давно, очень давно не случалось его здесь, так давно, что того и гляди оцарапает до крови с непривычки обнаженные белые плечи в каплях плавленой меди, зацелует до волдырей.
Того и гляди укроет белое покрывало собой весь ее мир и погрузит в сон глубже и безнадежнее, чем нынешний.
Нет, не бывать тому, конечно, пока она, Эленис, здесь. Понадобится если,  она вспыхнет жарким пламенем, зноем пустынным, в пар обратит мотыльков и в скрипящую на зубах жажду по снегу - само воспоминание о нем.
Незваный гость не страшен ей. Но снег что-то да значит.
Что-то странное в воздухе сегодня, в ней сегодня: оно искрится, жжется, шуршит под ребрами, точно и туда пробрались мотыльки. Эленис ловит их в воздухе, собирает в пригоршни, но даже улыбаться опасается - вдруг выпорхнут из нее и унесут с собой эту тревожную легкость. Пока она с ней, пока ноги ее едва касаются земли, Эленис спешит покинуть порог бревенчатого дома у самой кромки леса на вершине холма. Северный ветер с гор - старый добрый друг -  взметывает, приветствуя, белые с зеленым юбки, запутывает в волосах ленты, мысли запутывает, точно побеги игривой тентакулы. Он в спину подталкивает ее. Бежать быстрее, с ним наперегонки, босыми пятками зарываясь во влажную черную землю, перепрыгивая замшелые валуны - выпавшие молочные зубы детей великанов.
Вниз, вниз, вниз.
Эленис не бежит, нет - она плывет сквозь травяное море, скользит невесомо по течению цветочных рек, начало берущих у ее порога. Внизу, в долине, покоящейся в чаше густых изумрудных ладоней леса и обветренных холмов, реки ее цветов вливаются в нетронутую рябью зеркальную гладь вечного озера. 
Вечного незамерзающего озера.
Которое сегодня принарядилось по случаю в тонкую вуаль прозрачного у берега и темного на глубине, точно зрачок гигантского ока, льда.
- Ты расшалился, как я погляжу,- сплетая себе мимоходом скромный венок из жестких трав и ветвей остролиста и пристраивая на рыжих кудрях, журит Эленис непрошенного своего гостя, но внутри нее ширится тревожное и сладостное предвкушение, отбивает на туго натянутых струнах еще несмелую, но уже пьянящую мелодию рила,- Подарок нес мне, а теперь спрятать решил? Отдай, негодник.
Отдай, отдай мне, я же его ждала так долго, правда?  Скажи, скажи же, что на крыльях своих мотыльков ты принес давно мне обещанное?
Под босыми ее ступнями лед, пусть и тонок, но плавиться не спешит. С каждым невесомым шагом Эленис он лишь делается прозрачнее и озеро ее, годами бессветное и немое, просматриваться начинает до самого дна.
Там плещется что-то, там, подо льдом.
Там, в зеленоватой глубине, золотым карпом бьется кто-то, не решив как будто - всплыть ему или тонуть.
- Всплыть, конечно, почему ты спрашиваешь? - опустившись на колени, Эленис поднимает уснувшему ее озеру веки, вспарывая укутавший его ледяной шелк пальцами. Воды озера прозрачными делаются до невидимости и чудится, что даже тянуться не нужно, чтобы коснуться того, кто хотел бы камнем пасть на дно, но все медлит.
- Эй,- она смеется и тянется, окунувшись с головой в полынью, к рыжему всполоху, к белой руке, протянутой ей навстречу. Все равно, что пальцы со своим отражением попытаться сплести. Но здесь это просто, в ее, Эленис, сне, где никогда она не встречала такого гостя, но где его никогда не переставала ждать, все возможно и легко. Стоит только захотеть.
Вода подо льдом вовсе не мерзлая, как тебе почудилось, правда? Теплая вода, как парное молоко.
- Эй, какой же тебе интерес тонуть, не научившись прежде плавать?
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/16/596387.png[/icon][nick]Elenis Flaherty[/nick][status]я тебя дождусь - ты мне только снись[/status][lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Эленис Флаэрти</a>, 17</nm><lz> номинально еще студентка Хогвартса, но вот-вот бросится в погоню за своей сутью</lz>[/lz]

Отредактировано Elenis Flaherty (2021-03-05 23:51:25)

+2

3

Пусть тебе снятся движения губ,
Помнящих древние заклинания,
Те, что для всех поют наяву,
А для тебя только во сне.
Где над Ирландией шел снег.

[lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Йоль фон Шеллендорф</a>, 21</nm><lz>номинально всё ещё студент Гласиаса, но фактически скорее держит путь в сторону Стикса</lz>[/lz]
Мир полыхает огнём, не спрятаться. Не скрыться от огня, он повсюду, он объял весь свет, расплавил его, прижёг к обнажённой коже, впитался в плоть, пророс багровыми стеблями в самое нутро и пульсирует в сердце, и плещется в животе, и в голове мечется горячим ветром лесного пожара.
В охваченном пламенем мире тяжело отличить призрак от человека, лица смазываются, меняются, мужчины превращаются в женщин, женщины - в диковинных страшилищ, всё перетекает, гомонит неясно, шуршит, потрескивает и ранит, ранит, со всех сторон боль и пламя. И боль.
Как ни повернись, как ни разметайся в сухих, шершавых, колючих простынях, что на боку, что на спине, что в узел завернувшись - болит, болит везде, но острей всего жар, он хуже боли. Плачешь - и слёзы точно сталь расплавленная, жгут, царапают щёки. Кажется, отдал бы полжизни за глоток холодной воды. За вдох прохладного воздуха.
Свалиться бы в снег. Упасть в мягкие его объятия и лежать, и смотреть в небо, пока он, тая от твоего тепла, водой липнет к ладоням, локтям, затылку, и кожа немеет от холода.
Йоль закрывает глаза, пытается вообразить снег. Пушистые неровные хлопья, танцующие на фоне серого выцветшего зимнего неба.
Но хлопья - пепел, а небо выцвело от невыносимого жара. Он горит, если он в снег упадёт - у него остановится сердце от резкой смены температуры.
Впрочем, оно и так уже скоро остановится.
И смешно от того, что он согласен отдать за что-то полжизни. Половина его оставшейся жизни - это сколько же получится? Неделя?
Месяц?
Может быть, полгода наберётся?
Смеяться тоже больно, и смех его похож на кашель, и он перерастает в кашель, и кашель спазмом скручивает тело, и Йоль продолжает это движение, уловив на мгновение чувство, обещающее несколько минут покоя - если завернуться плотнее, в узел завязаться, не оставить между руками, ногами и туловищем и тонкой прослойки воздуха. И он заворачивается, сжимается, точно себя пытается вжать в себя, сам в себя прорасти - и долгие полминуты ему хорошо.
Потом очень плохо - кровавому чудищу стало тесно в стиснутой клетке рёбер, оно заскреблось, заворочалось и полезло на воздух - глотнуть своего дымного пламени, шипами мимоходом зацепило всё, что там было - сердце, желудок, лёгкие, - всё потащило за собой вперемешку и едва не исторгло, но, сделав вдох, вернулось, улеглось обратно, а ему, счастливому обладателю дивного чудища, пришлось ещё какое-то время содрогаться в новом приступе кашля, разбрызгивая по недавно сменённым наволочкам рубиновые кляксы в художественном беспорядке.
Потом - упасть лицом в собственное абстрактное полотно, наждаком прошедшееся по коже.
И падать дальше.
Глубже.
В немыслимое, неожиданное, неописуемое хорошо. В холодную воду, крупинчатую во льду, тёмную, отливающую болотным, густую и вязкую.
Внизу, на дне, виднеется что-то светлое, белесое, а ещё глубже - сполохи пламени, но ни жара не чувствует он, ни боли, и потому тянется к этому пламени руками - что за мечта, право, что за чудо, огонь, который не обожжёт.
- Эй! - зовёт огонёк, приближаясь, и ему видны теперь белые руки, белое лицо, улыбающийся алый рот, зелёное платье.
Девочка.
Вода теплеет, Йоль хмурится, замирая, отдёргивает обеспокоенно руку: а ну как ошибся, и она лишь разгоралась, а сейчас заполыхает и обожжёт?
Девочка говорит что-то, но ему не слышен голос её теперь, когда она тоже под водой. Лишь шевелятся губы, и по губам он, кажется, различает слова "тонуть" и "плавать".
Йоль разводит руками, затем пальцами касается своих губ
Я не умею говорить под водой, рыжая ведьма.
Я не из русалочьей породы. Но русалок я видел, ты - не одна из них.

Отредактировано Geol von Schellendorff (2021-01-28 13:41:42)

+2

4

Не карп плещется под водой, не гриндилоу, не из морского народа выходец, но и на человека похож едва ли. Эленис с интересом вглядывается в расплывающийся за матовым стеклом густой воды силуэт: голова объята негасимым пламенем, колючим и приглушенным; что-то ворочается под белым в каплях медных чернил пергаментом кожи, то выпячиваясь неровными буграми, то забиваясь вглубь впалой груди; по темным бороздам на щеках ни то свет сочится, ни то раскаленный металл - и вода омывает его и не может остудить.
Тусклые глаза сверкают мутными опалами с прожилками алого и в сумраке придонья почти светятся. Красавец, с какой стороны ни глянь! Вот это подарок!
Эленис занятно и забавно, и хочется рассмотреть незнакомца поближе. Быть может он не тот, кого она ждет, быть может она сама - больна и разум ее пленен опасным дурманом и ядом недуга отравлен. Быть может снег, пришедший в ее мир - первые отзвуки наступающей лихорадки и ей нужно поскорее очнуться, чтобы не остаться перед ней бессильной.
Эленис не боится ни жара, ни бессилия. Если так и есть, и сон все еще принадлежит безраздельно ей, то она сможет с незнакомцем сделать все, что пожелает. Ее сон - ее царство, и правила тоже ее, всегда так было и будет впредь.
Пока Йоль не придет.
Гость пропарывает кисель воды руками, пальцами-косточками касаясь белых в трещинах губ. Не стоит никакого труда понять, что он имеет в виду, только Эленис не удивишь молчанием и с толку не собьешь.
Она до сотворения мира этого молчала и до сих пор мир по ту сторону сна старается почём зря звуками своего голоса не тревожить. Понимать других ей это не мешало никогда.
Вынырнув на посвежевшую от танца снега поверхность озера, Эленис подбирает юбку, перехватывая лентами у щиколоток, чтобы плыть было сподручнее. Раз незнакомец не хочет подниматься к ней, заманивает на глубину, то она к нему сама спустится, ей не сложно.
Вода с готовностью принимает ее в объятья - без волн и без плеска. В прореху, пропоротую Эленис, устремляется на глубину солнечный свет с поверхности, расходясь тонкими нитями беззубых лучей. Рыжие волосы, выбившись из лент, сами собой тянутся вверх, танцуя в восходящих потоках, точно диковинные водоросли. Только водоросли едва ли умеют свиваться в косы, вытягиваться и врастать в лед, надежно удерживая хозяйку за край полыньи.
Играй со сном, да не заигрывайся.
- Если не из русалочьей породы, то как же под водой дышишь? - произносит беззвучно Эленис, когда оказывается к незнакомцу так близко, что он может ее рассмотреть. Непонятная гримаса - ни то страх, ни то боль, ни то удивление,- искажает бледное лицо и Эленис быстро тянется к его руке, сжимая пальцы в ладони, чтобы не успел рвануть на глубину и скрыться в темном мерзлом иле, - Не бойся,- смеется,- не утонешь. Я не дам, знаешь, я здесь хозяйка всего. Хочешь, покажу, что у меня там, наверху?
Личина незнакомца рябью идет, точно он разом потерял в весе и шкура становится ему чересчур велика - морщится, собирается складками, но это не отвращает Эленис. Ей уже понятно делается, что не ее волей изменяется гость, а сам ищет форму, какую принять. Нередко теряешься во сне, не зная, что за тело тебя несет и почему руки у тебя трехпалые, но почти всегда точно знаешь, кто ты есть.
- Кто ты? - улыбается Эленис и голос ее, расходясь прозрачными волнами, отзывается в разуме незнакомца, как эхо его мыслей,- кто ты? [icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/16/596387.png[/icon][nick]Elenis Flaherty[/nick][status]я тебя дождусь - ты мне только снись[/status][lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Эленис Флаэрти</a>, 17</nm><lz> номинально еще студентка Хогвартса, но вот-вот бросится в погоню за своей сутью</lz>[/lz]

Отредактировано Elenis Flaherty (2021-03-05 23:51:12)

+2

5

Если не из русалочьей породы, то как же под водой дышишь? - позвякивает в голове, и следующий вдох бьётся в горло ледяным крошевом.
Как сороконожка, подумавшая о том, как справляется с многочисленными ногами, и разучившаяся ходить, Йоль, осознав отсутствие воздуха, теряет способность дышать.
Горячий обруч стискивает рёбра, чудище внутри ворочается в тесноте, порывается вновь ползти наружу. Брови болезненно сходятся на переносице, так жаль упускать эту прохладу, упускать странную девочку в зелёном платье, упускать неожиданную возможность не метаться среди суши и боли и не ждать смерти, жаль, так жаль.
Не бойся,— смеется девчонка,— не утонешь.
- Я... не боюсь, - выдавливает он сквозь забившие горло колючки, жмурится, ладонь вжимая в грудь, в другой ладони ощущает скомканные простыни, втягивает носом - воздух, горячий, воняющий кровью и зельями, - Я не боюсь утонуть, но задохнуться - да.
Не открывает глаз, разжимает пальцы, ищет наощупь воду, воду, эту прохладную воду, в которой так дивно было висеть, не чувствуя под ногами земли, не чувствуя тяжести, каменной плитой ложащейся на тело, под которой трещат и крошатся рёбра.
- Хочешь, покажу, что у меня там, наверху? - её слова он ощущает прикосновениями.
Влажными, лёгкими, скользкими касаниями длинных водорослей, танцующих в темноте.
Йоль кивает, не размыкая век.
- Кто ты? - спрашивает она, Йоль мотает головой, пальцами снова касается губ, - Кто ты?
- Ты обещала показать, что наверху, - открывает глаза, видит в этот раз больше, чётче, совсем нет мерцающего тумана, сквозь воду то же - что и сквозь воздух, и в резкости этой всё делается совершенно ненастоящим, - Если мы окажемся там, я уже не смогу вернуться? Это конец? Ты сказала, ты хозяйка всего здесь, но я не собирался в гости.
Ты спрашиваешь, кто я, но у меня нет ответа. Меня самого уже нет, меня больше нет, осталась бумажная оболочка, полная огня, но она скоро сгорит.
- Там, у тебя, наверху, есть воздух? Там есть снег? Я хотел бы потрогать снег, я хотел бы дышать, мне нравится запах хвои, я хотел бы улечься в снег, под которым слежались сосновые иглы, и чувствовать этот запах под слоем холода и скрипа, и слышать шаги лисьих лап за своей головой. У тебя там есть лисы? Лисы и лисьи норы, и следы на снегу.
Белое лицо хозяйки заволакивает мерцание, зверь в груди ворочается, заставляя Йоля снова вжать ладонь в грудь, и под пальцами он чувствует бугрящиеся колючки шипов, топорщащихся на зверином хребте.
- У меня внутри чудовище, оно меня убивает, - улыбается он незнакомой девчонке, - Дышит огнём, ранит шипами, когтями царапает. Я думал раньше, с любым чудищем можно сладить, договориться, но с этим нельзя. Я бы хотел потрогать снег ещё раз, но не могу выйти на улицу, я не могу ходить, разве что цепляясь за стены. Боюсь, пока я буду идти, меня непременно поймают и вернут на мою сковородку. Я буду в конце как жареная саранча. Говорят, на востоке едят такое, но меня никто есть не будет. Сожгут, думаю. А если отец настоит, то зароют. [lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Йоль фон Шеллендорф</a>, 21</nm><lz>номинально всё ещё студент Гласиаса, но фактически скорее держит путь в сторону Стикса</lz>[/lz]

+3

6

Слова срываются с бледных губ пузырьками воздуха - поверил, что сможет дышать под водой и сон правила его принял, вот так все просто. Эленис, загребая воду плавными движениями ладоней, слушает, не перебивая поток слов. Ловит разве что пузырьки смешливым ртом - лоп-лоп-лопает по буквам, пробует чужую речь на язык.
Смеётся беззвучно, когда он упоминает о снеге. Смех закручивается водоворотом вокруг нее, переворачивая вверх тормашками и ее, и гостя, что не собирался им становиться, а все равно пришел. Просто так никто в царство сна не приходит, тем более к чужому порогу. Эленис это знает наверняка. Раз пришел, значит ему путь наверх, так чего бояться и о чем здесь размышлять. Она приглашает.
- Возвращаться или нет - тебе выбирать. Только не похоже, что там, откуда ты пришел, тебе хочется быть и хочется возвращаться. Или есть к кому? - она смешливо сдувает ему в лицо стайку серебристых рыбок, проплывающих мимо. Те путаются в жестких водорослях огненных волос, ныряют под бесформенное серое рубище, укутывающее его грязным облаком. Что-то в груди у гостя отзывается на легчайшие прикосновения прозрачных плавников: ворочается, едва не пропарывая острым гребнями белый пергамент кожи, присыпанный шоколадной крошкой, ворчит недовольно, шипит зло. Эленис хмурится, подплывая ближе и распарывает рубище по шву, чтобы поближе рассмотреть, что гость ее внутри себя приволок.
- У меня внутри чудовище, оно меня убивает,- бледно и тоскливо улыбается он, закрывая глаза и Эленис качает головой, ловит на кончики пальцев крючья невидимых когтей. Так не пойдет.
Прижавшись ухом к впалой груди и обхватив парня руками, она принимается напевать чуть слышно:

- Idir gaoth is idir tonn
Idir tuilleadh is idir gann
Casann si dhom
Amhran na Farraige
Suaimhneach no ciuin
Ag cuardu go damanta
Mo ghra

Мамина песня, знакомая с детства, струится мятным и свежим потоком, окутывает грудь гостя невидимыми бинтами с успокаивающим зельем. Всему на свете нужны колыбельные. Даже венчики ее цветов ловят мелодию близких сумерек в прохладе воздуха и затухающем ритме волн солнечного света. Вот и чудовище внутри него, бьющееся день ото дня в темном и узком, наверняка будет радо просто успокоиться и уснуть.
Я хочу, чтобы оно уснуло и не тревожило тебя здесь. Я здесь хозяйка, будет так, как я хочу.
- Поплыли,- шепчет наконец Эленис, прижав палец к губам, когда гость затихает изнутри. Тише-тише, не тревожь, не буди. Извернувшись, она отталкивается от его плеч, взмывая в восходящем течении, ничуть не сомневаясь, что он за ней последует. Чтобы наверняка следовал, продолжает говорить:
- Сегодня у меня наверху выпал снег, знаешь, такого не было никогда, а теперь есть. Это озеро покрылось льдом, но я люблю воду, а не лёд. Значит, он воду мою сковал для тебя. Чтобы ты по нему прошел, чтобы лечь мог и к нему прижаться лбом. И снег будет идти для тебя, долго-долго. Лисы придут к порогу дома и станут звать тебя в лес. А когда стемнеет, я заварю из сосновых иголок и морозных ягод чай. Вот так все просто здесь. И никакой саранчи и сковородок. Никакого конца.
Когда она выныривает, дивный свет, прозванный ею поющим, уже заливает долину. Медовыми лучами он сочится меж холмов, окрашивая в нежные оттенки буйство трав, пестроту вереска, припорошенного снегом, путается в волосах гостя, точно бабочки-однодневки. Помогая парню выбраться на край полыньи, Эленис с затаенной гордостью следит, как он озирается вокруг.
- Захочешь уйти - просто нырнешь в полынью,- она со вздохом укладывается спиной на лёд, болтая босыми ногами в проруби. Тихий плеск воды мешается с шепотом ветра, играющего с кронами деревьев,- только там чудовище снова проснется. Откудa оно у тебя?[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/16/596387.png[/icon][nick]Elenis Flaherty[/nick][status]я тебя дождусь - ты мне только снись[/status][lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Эленис Флаэрти</a>, 17</nm><lz> номинально еще студентка Хогвартса, но вот-вот бросится в погоню за своей сутью</lz>[/lz]

Отредактировано Elenis Flaherty (2021-04-03 20:46:32)

+4

7

[lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Йоль фон Шеллендорф</a>, 21</nm><lz>номинально всё ещё студент Гласиаса, но фактически скорее держит путь в сторону Стикса</lz>[/lz]Он знает эту песню, он её уже слышал. Странный язык, похожий на шум прибоя: накатывают волны, перебирают гальку, лопаются пузырьки пены, оседая на поблескивающих влажно камнях. Когда он в последний раз видел море? Видел ли вообще хоть раз в жизни? Жизнь всё меньше походит на правду, всё меньше имеет значения. Прошлое истирается, оседает и просачивается меж камней, уходит в песок.
Есть ли ему, к кому возвращаться?
- Я люблю жизнь... - шепчет он, кутаясь в мятные ленты песни, руками их щупая, наматывая на пальцы, - Я любил... мне кажется, - Йоль вжимает песенный ворох в грудь, и оттуда, из-под рёбер, не вздыбливается, не бугрится, не ворочается, не ранит.
Чудовише не могло просто так уйти. Оно не могло умереть, конечно. Оно только спит, верно.
Но как головокружителен соблазн поверить в то, что оно уже не вернётся. Йоль валится в это головокружение, выдыхая долго и холодно, но вместо того чтобы упасть вниз - падает вверх, к свету, туда, где виднеется проталина полыньи. Наверху лёд.
Это озеро, затянутое белым льдом. Белизна ослепляет его, отражая солнечный свет, заставляет сощуриться, охнув, и руку озёрной девочки Йоль принимает наощупь, обхватывает, возможно, чересчур крепко, всё ещё готовый падать и задыхаться.
Он помнит, что с трудом даже сидел, но, выкарабкавшись на лёд, поднимается в полный рост. Ноги держат его, нет ватной слабости в коленях, и чудовище - оно всё ещё спит. Он вновь прижимает руку к груди, неспособный поверить в это.
- Я как будто был уже здесь, - произносит Йоль, оглядевшись, и всматривается в хозяйку испытующе.
Забыл уже, что может вот так смотреть. Забыл, что может чувствовать что-то кроме слабости, боли, страха и глухой мёртвой усталости.
- Я был уже здесь и песню твою я уже слышал. Но ничего не бывает без конца, лесная девочка. Скажи, ты сама-настоящая, ты тоже спишь и видишь меня во сне, верно? А где твой дом, он занесён снегом или оплетён вьюнком и цветами? Где твой настоящий дом? Если я останусь, ты - останешься со мной... или уйдёшь? И если я... если я захочу всё же уйти?
Захочешь уйти — просто нырнешь в полынью, - она, не вставая, ложится на лёд, босыми ногами болтает в проруби.
Не холодно, вовсе не холодно здесь стоять. Не холодно сесть на лёд, - Йоль садится рядом с ней.
Полынья, откуда он только что выбрался, выглядит тёмной, выглядит страшной. Она как будто взрыкивает, мерно качаясь в ледяном плену.
- ...только там чудовище снова проснется. Откудa оно у тебя?
- Я не звал его, - качает он головой, - подхватил где-то. Возможно, оно уникально, потому что никого больше не было во всей школе с таким... Возможно, уникальный я, и лишь меня оно способно убивать, а другим не может причинить вреда. Я не хочу возвращаться к нему, я хотел бы остаться здесь, у тебя. Но я боюсь, что там... там, откуда я пришёл, осталось моё тело, и оно без меня умрёт. Это разве не так происходит?
Он молчит, вслед за девочкой растягиваясь на льду, и не может сдержать тихого стона от удовольствия, когда затылок касается льда.
- Зигфридовы шпоры... - шепчет Йоль, улыбаясь, вытягивая руки в стороны и сгребая в ладони тонкий слой снега, - Я бы хотел остаться, но я не хочу умирать. Я помню, там было что-то хорошее. Хотя не могу уже вспомнить, что.

Отредактировано Geol von Schellendorff (2021-05-16 00:55:54)

+4

8

Холод обнимает ноги побегами плетистых роз. Тонкие шипы впиваются в пальцы, щиколотки, звездчатая искристая боль выстреливает то тут, то там, притягивая к себе внимание. Эленис с отстраненным интересом наблюдает, как выцветает, трескается, осыпается ледяным крошевом по ту сторону. Сначала ноги, затем подол платья, а там недолго и до сердца. Недолго и проснуться.
Прорубь тянет ее туда, где ей не хочется быть. Жадная пасть, которую медленно затягивает лёд отчётливого нежелания гостя возвращаться. Эленис, пока не стало поздно, ловко подбирает ноги, упираясь пятками в край полыньи. Медленно тянет ступни - к себе, от себя,- шевелит пальцами, стряхивая призрачные розы вместе с шипами. Вместо них на бледной коже распускаются огненные цветы, возвращая ей прежнюю остроту чувств.
- Нет,- она смотрит из-под полуопущенных век на рыжего, объятого медовым светом,- тебя не было здесь, здесь никого не было, кроме меня. Но мне тебя обещали. Давным-давно. Когда пели эту песню.
Давным-давно. Когда был другой дом, и другой день, и другое платье, и она умела рыдать так, что мир смывало за край и превращало в бессмысленную мешанину ярких пятен: пыльная жёлтая дорога, черный экипаж, мамины белые скулы, алые губы, маковый цвет на сбитых в кровь коленках, васильковое платье в брызгах от сока ежевики. Она умела так много и так мало. Слезы его не вернули. Эленис морщится и, приподнявшись на локтях, рассматривает гостя пристально. Не верится пока, что настоящий, что её, что всё по-обещанному сложится правильно. Слишком долго шёл.
- Я не уйду, пока ты остаёшься здесь. Я же всегда была с тобой,- перебирает мысли, как зёрна магических трав, отделяя сор и гниль от тех, что дадут плоды. Если долго шёл, то что это значит? - Странно, что ты не помнишь...
Обрывает мысль, со вздохом перекатываясь на бок. Некуда торопиться теперь, хотя чудовище - это проблема. Усыпить его проще простого, но как же усмирить и приручить? Лёд холодит щеку, запускает прохладные пальцы в волосы, успокаивающе-нежно гладит по спине. Парень опускается рядом, со счастливым вздохом загребая ладонями снег. Эленис, придвинувшись ближе,  касается чужих снежных плеч, веснушки с ее предплечий перетекают на спокойно вздымающуюся грудь, точно встречаются два рукава одной реки.
- Полынья тебя позовёт до того, как станет поздно,- шепчет, склонившись к уху гостя. Неожиданно пришедшая в голову мысль слепит, как солнечный луч; Эленис ловит ее, пока не успела исчезнуть,- но пока не зовёт - не иди. Может быть если проспать очень долго, чудовище уснёт навсегда. Может быть, проспав достаточно и набравшись сил, ты сможешь его победить.
Это кажется надёжным выходом. Об этом стоит подумать за чаем с сосновыми иголками, но не сейчас.
Из-за горизонта поднимается ветер. Теплый и морозный, поток об поток, рука об руку. Снежные хлопья мешаются с яблоневым цветом, кружатся в неторопливом вальсе, не спеша опуститься на задремавшие холмы и очнувшееся озеро. Пахнет разом смолистой хвоей и луговыми цветами, дымом костра и влажной теплой землёй. На губах разом пряная острота корицы и свежий яблочный хруст. Небо дикое и дивное: краски заката с рассветным сиянием пополам.
- Я сплю в чужом старом замке,- Эленис говорит спустя вечность уютного молчания, прижимаясь виском к виску,- ноги несут меня в лес, но по ночам выходить нельзя. Лес приходит ко мне, но он не может поместиться среди кaмней, ему там тесно. И мне тесно. Скоро я брошу его и уйду. Наш настоящий дом, настоящий, зарос, верно травами по самые окна, а в комнатах живёт теперь плющ и дикий виноград...
Она обрывaет себя и смеётся:
- Когда люди говорят, их слова похожи на камни. Они падают, шумят, бьют, грохочут или зарастают мхом. Твои слова прорастают, тянутся к солнцу из моей земли. Я хочу, чтобы ты говорил. Дaвaй искaть зaбытое вместе. Расскажи, где ты был? До того, как очутился на сковороде.[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/16/596387.png[/icon][nick]Elenis Flaherty[/nick][status]я тебя дождусь - ты мне только снись[/status][lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Эленис Флаэрти</a>, 17</nm><lz> номинально еще студентка Хогвартса, но вот-вот бросится в погоню за своей сутью</lz>[/lz]

Отредактировано Elenis Flaherty (2021-06-03 17:46:14)

+2

9

Мне тебя обещали.[lz]<nm><a href="ссылка на анкету">Йоль фон Шеллендорф</a>, 21</nm><lz>номинально всё ещё студент Гласиаса, но фактически скорее держит путь в сторону Стикса</lz>[/lz]
Он, должно быть, должен удивиться. Там, наверху... то есть, внизу, он бы удивился, наверное. Если бы не качала его в жадных объятиях подступающая смерть. Он бы удивился, что кому-то могли его обещать. Не бог весть что, не подарок под рождественское дерево, ничего сладкого, ласкового, согревающего глаз. Из чего он был, пока в него не забралось чудовище? Из снега, пороха, огня и колючек. Хотя, улыбаться умел и умел быть приятным, но кому же его обещали?
Давным-давно.
Когда пели эту песню. Песню, которая так знакома, привычна, которая растёт откуда-то изнутри, кажется. Песня, которую он не может вспомнить, но хорошо знает.
Лесная девочка смотрит пристально, — так, как, Йоль думал, умеет один он. Такой взгляд пронизывает, холодит и пугает, ему признавались, но он не чувствует холода. Ничего колкого, ничего чужого, жестокого, неживого внутри у него не отзывается на её глаза, спокойные озёрные голубые.
Я же всегда была с тобой, — говорит она, и он верит, — Странно, что ты не помнишь, — верит, но не помнит.
Я не помню тебя, — соглашается он, отворачиваясь к небу, гладкому, как её глаза, — Но я тебя знаю, — здесь разница проста и очевидна, хотя там, в допожарной беспечной реальности, он бы её не прощупал, верно.
Мог бы решить сейчас, что она нереальна, что она — порождение болезненного бреда, что чудовище, которое его убивало, вовсе не спит, напротив — подобно ядовитым тварям, укусом насылающим умиротворяющие галлюцинации на своих жертв, всего лишь приступило к последней стадии.
Стадия смирения. Возможно, он в самом деле не вернётся отсюда. Возможно, там, внизу, сердце его совершает последние сонные сокращения, уставшее, измотанное и уже равнодушное. И всё это: озеро, лес, рыжеволосая девочка-отражение, — всего лишь предсмертные видения остывающего рассудка.
Йоль думает об этом спокойно и отстранённо, смерть не пугает его, но и не манит. Он мог бы решить, что так и есть, что она уже вцепилась в него со всей уверенностью и не отпустит, что уже его пожирает беззвёздна бездна. Но он знает, что это не так. Знает, что лесная девочка говорит правду, что она — настоящая и что мир, окруживший их притихшим лесом, — не плод его сознания. Она настоящая, она близко, он слышит её дыхание и чувствует тёплые прикосновения. И спокойное счастье, что льнёт к разуму его и к телу шёлковым невесомым, — не морок и не галлюцинация. Сновидение? Отчасти.
Но ничего хмельного, дурманного нет в нём.
Полынья тебя позовёт до того, как станет поздно, но пока не зовёт — не иди.
Может быть, я совсем расхочу возвращаться, когда она позовёт, — улыбается Йоль, поворачивая голову к девочке, — Но победить чудовище — заманчивая перспектива. Мне чудится, если бы я смог это сделать, то мог бы победить... себе подчинить и прочих чудищ. Всех, каких найду. Или даже создать новых.
В небо над их головами расплескиваются сочные краски, снежно метут холодные лепестки, осыпаясь с кряжистых яблонь, склонивших ветви над озером. Пахнет домом, которого он никогда не видел. Не замком Шеллендорф, известково-сырым и землистым, но тем домом, за которым Йоль, мальчиком, убегал в лес. Тем, который искал там, не понимая, что ищет.
И нашёл, когда уже забыл, что искал.
Она тоже живёт в чужом старом замке, который он воображает, как Шеллендорф, но замок против воли его растёт, громадится, пронизанный древней, кожей ощутимой магией.
Там шумно, много людей, среди которых легко спрятаться, но трудно побыть собой.
Скоро я брошу его и уйду. Наш настоящий дом, настоящий, зарос, верно травами по самые окна, а в комнатах живёт теперь плющ и дикий виноград...
Я искал его в лесу днями напролёт, но так и не нашёл. Я тоже жил в замке, но он был почти пустой и очень тихий. Со мной жил отец, я видел его редко, мы мало с ним разговаривали. Я совсем не знаю его. У него есть жена, но она мне не мать. И две дочери — мои сёстры. Они родились уже после того, как я уехал в школу. Моя школа спрятана в горах, там холодно и дико, полгода метут снега, ветер воет по стенам в старых трубах. Нужно коротко стричься и ходить в тяжёлой шинели... — он смеётся, поднимая руку к своим волосам, отросшим за время болезни.
Здесь они, кажется, ещё длинней, чем в реальности.

+1


Вы здесь » HP: Unfettered » маховик времени » from across and beyond