HP: Unfettered |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HP: Unfettered » маховик времени » the choices we make
the choices we make
Sirius Black и Remus Lupin
17|07|1981
Иногда душевная боль в сто, а то и в тысячу раз сильнее боли физической. И из расколотого сердца наружу вылетают многие глупые страхи... или даже слова.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/48/15982.gif[/icon]
Отредактировано Sirius Black (2021-05-14 13:55:36)
Блэк был разбит, вдребезги, на мириады осколков. Взъерошен и хмур. Но снаружи привычно молчал. Он людей еще терять не научился, и учиться этому не хотел, но приходилось. В горле у Сириуса ком горький стоял, в уголках глаз скорбью и горечью едкой отражаясь. Ему выть хотелось, кричать и бить себя в грудь, голыми руками все и всех вокруг раскидывать... но имеет ли смысл?
Они сами ввязались в эту войну. А может это война вторглась в их тихие жизни? Уже точно не скажешь. За серостью туч им всем солнца лучи чудились, и они вперед рвались, юные, буйные и пылающие, точно огонь: за правду, за честность, за будущее! Вспышки заклинаний смешными казались, шутливыми: синие, красные или зеленые. Они всегда, или почти всегда, мимо били, а если и задевали немного, то незначительно, пустяк, заживет. Сириусу все это в радость было поначалу, забавно. Адреналин в крови молодой бурлил, инстинкт защитника внутреннего в Бродяге пробуждая, собачий инстинкт. Парень за стаю свою в клочья загрызть был готов; за Джима, за Лили и их малыша, за Рема и Питера. А затем и за Марлин... Но минувшей ночью кусочек мозаики безвозвратно сломался.
- ... все мертвы... – уши от осознания услышанного закладывает, руки холодеют. Он же только вчера ее видел, обнимал, прижимал. Только вчера они бутылку вина на двоих в гостиной распили, сандвичами закусывая, и она, улыбнувшись загадочно, домой к себе аппарировала, на ночь не желая остаться. Глупая девчонка, глупая, мать ее, Марлин! Останься она, была бы жива! Была бы цела, невредима, он бы ее защитил! А так... все сломалось, рассыпалось в прах. К чему крик, к чему внутренний вой? Уже ничего не добиться, осталось только скорбеть, как тогда, после смерти братишки. Сириус смутно помнил тот день, и нынешний он тоже, кажется, будет помнить не четко.
Нет. Не. И нет! Бродяга не верил в любовь. Все это нелепая глупость. У Джеймса с Лили другое, они движимы единой мечтой, единым смыслом... да и единым терпением, что уж стесняться. А он, Блэк, одинок и смешон, он нужен для массы, для хорошей шутки, для крепкого плеча под рукой. Он иной жизни не знает, и она ему не нужна. А с МакКинон... они попытались, срослось, посмеялись, а затем была вспышка и все затянулось туманом, увлекая Марлин и родных ее в пустоту. Насмешка судьбы и намек, что пытаться не стоит, иначе чревато? Нет, просто издержки глупой войны и фанатизм дураков. Парень так думает, он себя убеждает, но выходит паршиво и до сих пор хочется выть, захлебываясь в огневиски и собственной душевной же боли.
- Эй, Лунатик, привет. Как дела? - себе под нос шепчет, в пустоту, слегка покачиваясь на ходу. Где Люпин живет – помнит отчетливо, но как добрался сюда – к несчастья забыл. Вероятно, через «Дырявый котел», как обычно, но мог и иначе, не помнит. Блэк не очень то пьян, не настолько критично, а сравнить было с чем. Он уныл и растрепан, пропал на весь день, и на кулаках, на костяшках, кажется, видны еще свежие стесы. Сигарету в зубах сжимая, дым табачный вдохнул, полной грудью, с разбега, в диком приступе кашля зайдясь.
Этим вечером на Косом малолюдно, все молчат и мимо идут, на Сириуса косые взгляды бросая. А он гримасничает в ответ, по-звериному, по-собачьи, с оскала на смех переходя и обратно. У знакомой лавки антиквариата замирает, голову вверх поднимая, и в темнеющее окно всматривается, силуэт друга там увидеть стремясь. Нужную дверь вычислив, к горлышку бутылки еще раз прикладывается, последние капли из нее выжимая, и стучит уверенно. Сначала кулаком, затем растопыренной ладонью... не сразу осознавая, что последний удар пришелся уже в пустоту.
- Это я. Извини. Пустишь? – стеклотару на пороге оставив, в дверной косяк рукой уперся, друга взглядом буравя. Не удивился бы, если бы Ремус прочь его погнал, как пса бездомного. Но... Сириуса некуда было идти. Дома до сих пор запах духов МакКинон стоял, у Поттеров своя атмосфера, а Хвостом они не слишком дружны. – Хотя, я и тут могу. Посижу немного и пойду, - развернувшись, уселся на ступеньку, еще одну сигарету закуривая. Ему бы поговорить, хотя, о чем говорить? – непонятно. Ему бы понять... но в понимании прошлого истины нет, как не ищи. Хотелось кричать, но крик ничего не изменит. Хотелось рыдать... но Блэк только лишь засмеялся, опять.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/48/15982.gif[/icon]
Отредактировано Sirius Black (2021-05-14 13:59:35)
Какое хмурое выдалось лето.
Он вообще-то лето любил. Здесь, на островах, нередко выдавалось оно ненастным, дождливым и пасмурным, и тем ценнее были редкие улыбки солнца, снопами света прорастающего в облака. Особенные, дивные выдавались лета в пору учёбы, зарождающиеся ещё там, в шотландских холмах, баюкающих в ладонях древний замок Хогвартса. Лето вползало в разноголосицу подходящего к завершению учебного года рассветным лучом, щекотало носы и ресницы юных волшебников, выгоняло их с учебниками на зелёную траву лужаек, к Чёрному озеру. Лето обещало новую жизнь, непременно в чём-то лучшую, чем вся предыдущая. И Ремус любил притворяться, что верит ему, хотя в глубине души не верил, конечно. Его жизнь могла стать только хуже. Чем ближе подкрадывался выпуск из школы, тем отчётливее вставало перед ним безрадостное его одинокое будущее. Очевидно, что друзья, к которым он так привязался за время учёбы, уже не смогут быть рядом. Жизнь подхватит их и унесёт в стремительном потоке. Сильные, талантливые, уверенные в себе Джеймс и Сириус непременно найдут в этом потоке своё собственное течение, а Ремус -конечно, останется стоять на берегу.
Примерно на том же месте, где всегда и стоял.
Если повезёт, он прорастёт в этот берег, глубоко в него вроет корни, чтобы удержаться в бурю и ненастье, которые непременно его настигнут.
Если не повезёт — первая же такая буря сметёт его в воду, в щепу разобьёт о камни.
Никого рядом не будет.
Всё повернулось немного не так, как он ожидал. Его самого втянуло в этот самый поток, но он не был прозрачен, он не был светел, и впереди грохотал водопад.
Всё громче гремел. Они, завороженные музыкой этого грома, позволили потоку унеси их слишком близко, и вот они оказались там, откуда уже не выгрести. Никому из них не выгрести.
Лето, гудящее неслышным этим грохотом, просыпающимся угольными брызгами некрологов на страницы газет, хмурилось и прятало глаза.
Сириус не прячет, не отводит глаза.
Ремус отводит: взгляд соскальзывает на пустую бутылку в руке Бродяги.
Не то чтобы Сириус был трезвенник и увидеть его с бутылкой было чем-то из ряда вон, скорей наоборот.
Но вот увидеть его у себя на пороге с этой самой бутылкой, на ночь глядя, — это уже звоночек.
А впрочем, о каких звоночках можно говорить, когда весь Лондон гудит набатом. Один шаг за порог — и ты напарываешься на смерть. Она смотрит прямо в глаза.
Сириус смотрит прямо в глаза, а взгляд Ремуса всё соскальзывает к бутылке. Отчего-то ему самому тоже нестерпимо хочется выпить, но из выпивки — дешёвый вишнёвый ликёр, по капле добавлять в кофе. Вот незадача: кофе-то нет.
— Да отчего же, входи... — произносит Ремус оторопело, но Блэк уже сидит на ступеньках, поджигает сигарету.
— Входи, Бродяга, чего ты как неродной, — неуверенно, безэмоционально произносит Ремус, страшась прямо спросить, что случилось. Дым поднимается по дуге, оборачивает Блэка серебристым лассо, щекочет чувствительные ноздри оборотня. Ремус запах табака не любит, запах выпитого алкоголя тоже не особенно, но ради Блэка готов потерпеть.
Да чего там, и терпеть не надо: рядом с Блэком он может просто их не замечать, пусть даже продолжая чувствовать.
В горле ком горький до сих пор стоит: першит, жжется, откашляться вынуждая, связки голосовые напрягая, – но не проходит все никак. Сириус морщится, хмурится, пальцами похолодевшими на мгновение шею сжимая. Задохнуться боится и мечтает одновременно, в приступе кашля короткого заходясь. И вновь сигарету к губам подносит, вдох резкий делая: дым едкий все внутри обволакивает, затягивает, в самые недра лёгких проникая, колючками неприятными меж ребер почему-то отзываясь.
Нет, не мученик, - и не хочется вовсе. Из яркой звезды он собственной тенью за каких-то пару часов стал, за пару мгновений. Но от жалости нет ни следа, - ему так хочется думать, - только злоба и ярость: на весь мир, на пустую бутылку и на себя.
- Как живешь? – пряди сальные в глаза лезут и Блэк их свободной рукой назад заводит, со лба убирая. Глазами кошку в конце переулка ловит, равнодушным взглядом тело ее гибкое, черное, точно осколок надвигающейся ночи, за угол провожая. И усмехается неслышно, зубы сжимая, едва кусок от сигаре не откусывая. – Погода – дерьмо.
На удивление Блэка – лучший друг не молчит. Приглашает войти, но Бродяга не знает. Не хочет? Он разбит и потрескан, как осиновый, пересушенный лист, не попавший в гербарий. Печален. От былой жизнерадостности, смеха и искр фейерверков в глаза – не осталось следа, - глаза серые потемнели, погасли. Сказать нечего. И в голове – пустота. Напрочь выдуло все позитивные мысли и чувства. Посидит тут немного, в тишине и молчанье тараща на стены глаза, и пойдет в никуда, не тревожа и не по порождая своей пустотой чужого безумства.
- Это я виноват, Лунатик. Я – мудак, - таким Ремус его, думается, еще ни разу не видел. И не должен был, честно сказать, но гриффиндорцу внезапно плевать: злоба острая, дерзкая, подбитая к точке кипения крепким виски, - дала наконец-то о себе знать. И из лап своих цепких, пока не выговоришься, не отомстишь всему миру, в агонии маясь, - не сбежать. – Ну что за время, а? Одни дураки грызут глотки другим, как дикие звери. И о чистоте кричат, о благородстве, о величии, - ни черта лысого своими делами не демонстрируя. Наоборот.
Выплюнув сморщенный окурок на пыльную брусчатку перед магазином, перед домом друга, потянулся за еще одной сигаретой. Пачка, правда, слегка затерялась в заднем кармане штанов, и Сириус поднялся на ноги, хватаясь за стену ладонью. Перед глазами все слегка расплылось – последствия выпитого, но мысли и действия казались Бродяге логичными. Взъерошенный, хмурый, с щетиной колючей на бледном, аристократичном лице, обернулся к Люпину, зайдясь в тихом, похожем на рыдание, смехе. Он не прятал глаза – что там прятать? внутри глаз – пустота, - и не знал, куда деться, куда втиснуть в нынешнем мире себя, в очередной раз теряя точку опоры.
- Можно зайти, да? – про сигареты забыл, про пустую бутылку – ни хрена, не дождетесь. – У тебя не найдется еще чего-нибудь выпить, чисто случайно? – не удивился бы снова, если бы друг погнал его прочь, как бездомную, облезлую псину. И ушел бы, без слез и обид, - понимая, что другого в данный миг не достоин. Как не знал и того – что добивать, как внутри себя приступы страха, страданий и боли унять. Вспоминая зачем-то о том, как двусмысленна жизнь... как легко на войне обрастаешь, сомнении полный, врагами. - В горле пересохло.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/03/35/48/15982.gif[/icon]
Отредактировано Sirius Black (2021-11-08 11:12:53)
Вы здесь » HP: Unfettered » маховик времени » the choices we make
