дата рождения: 31.10.1950, 31 место рождения и проживания: Дармут, Англия, Блэк-холл, Уэссекс, Шотландия, Торнхолл. чистота крови:чистокровна;

лояльность: пожиратели смерти образование: Хогвартс, Слизерин 1969 занятость: частный ритуалист, артефактор. Вербовщица, одна из сильнейших боевых магов в рядах пожирателей смерти.;

АРТЕФАКТЫ
Палочка:  Грецкий орех, с сердечной жилой дракона внутри, прочная и жёсткая, длиной 12¾ дюйма
Обручальное кольцо, парное кольцу Рудольфуса – дает возможность почувствовать, если кому-то из них грозит опасность, становится горячим.
Кулон в виде чайки на тонкой серебряной цепочке – многоразовый портключ в Кассл (зарегистрирован)
Фамильное кольцо Блэков, серебряное с черным агатом – многоразовый портал в родительский дом в Дармуте (зарегистрирован)
Короткий серебряный кайкен, подаренный дедом на свадьбу – ритуальный нож, всегда остается острым, он всегда возвращается к хозяйке, его нельзя украсть. Только потерять.
НЕДВИЖИМОЕ И ДВИЖИМОЕ ИМУЩЕСТВО:
В силу того, что Андромеда сбежала с магглорожденным Тонксом, наследует 1/2 состояния Сигнуса Блэка, в подарок от отца к свадьбе получила «Ноир-хаус» во Французском Марселе и внушительный счет в Гринготс, что называется «на женские хотелки». В карты выиграла акции чайной компании где-то в Индии, и судоходной в Штатах. Прочий скарб в виде драгоценностей, мантий, платьев и прочих девичьих ценностей никогда не пересчитывала, ибо не видела в том особой нужды.
ДОМАШНИЕ ПИТОМЦЫ И ПРОЧЕЕ:  счастливая заводчица ворона Луи, подобранного ею еще вороненком и личного домовика Минки.

характеристика“— Когда женщина не может плакать, это страшно.”

сильные стороны:Белла – талантливая волщебница. От природы хороший дуэлянт и боевой маг, в дуэльном клубе ей почти не было равных. Постоянно совершенствуется в этом искусстве, чему-то ее научил муж, что-то освоила самостоятельно, что— то уже вступив в Организацию. Отличный ритуалист, и артефактор. Обучена старшими Блэками (дедом и отцом) как наследница и продолжательница родовых традиций. Неплоха в чарах – ей в принципе удаются заклинания, особенно темно магические. Владеет непростительными, мастерски выполняет  «cruciо», остро чувствуя ту грань, когда необходимо остановиться, чтобы жертва не умерла сразу. Достаточно сильный оклюммент, но крайне слабый легиллимент. Ментальной магии училась у Милорда лично, он оказал ей тем великую милость. Стала на трансгрессию, но предпочитает камины и порталы.

слабые стороны: абсолютный профан в бытовых заклинаниях, не любит травологию, из магических существ предпочитает людей, и своего ворона. Крайне импульсивна, жестока и несдержана, что для леди в принципе не есть хорошо. Не сильна в маггловедении, прорицаниях, по трансфигурации еле дотянула до ВО, и тем была счастлива.;

родословная: Рудольфус Лестрейндж – супруг, Пожиратель смерти, жив
Сигнус Блэк III – отец, ритуалист, ученый, жив.
Друэлла Блэк – мать, светская леди, глава благотворительного фонда «Le corbeau noir».
Андромеда Тонкс – сестра, предательница. Жива, увы.
Нарцисса Малфой – сестра, жива.
И прочие древнейшие и благороднейшие, чистокровные до омерзения.

Cемья, магия, вера.

Семья.
Беллатрикс посчастливилось родиться в ночь на первое ноября, в самый канун Самайна, когда истончившаяся граница между мирами была видна на кромке сизых небес. С последним ударом старинных часов в холле раздался первый крик старшей дочери Блэков. Ей посчастливилось родится в любви, той безусловной любви родителей к своему ребенку, которая позднее станет основой основ ее мира. Белла в детстве, да и сейчас, считает, что Блэки всегда были особенными: их всегда было много, даже разбросанные по всей Англии, они представляли собою какой-то особый симбиоз, механизм или устройство. Белле никогда не нанимали ни гувернанток, ни нянек, ее воспитанием в основном занимались старшие родственники: прабабушки, бабушки, тетушки – представители той, фундаментальной аристократии, что сейчас осталась лишь на картинах, унеся с собою в чертоги Авалона эпоху менуэтов и гравюр. Они старались привить Беллатрикс простую истину: семья – единственное, что ценно. Единственное, что вечно. Ее растили в почтении к роду, в почтении к родителям. Учили, что о младших сестрах необходимо заботиться. А еще — быть умницей, и никогда не позорить отца и мать. «Toujours Pur», вышитое на фамильном гобелене, словно вышивалось невидимыми нитями сразу и на сознании каждого, кто родился в этих стенах. Их учили быть лучшими. Их учили быть Блэк. Ведь Блэк – это обязывает. Потом приглашали учителей, конечно, но ни один из ее наставников не рассказывал историю магических родов так, как это делала это тетя Кассиопея – когда она начинала говорить, весь мир словно замирал, и время истончалось тонкой паутиной, отражаясь в зеркалах детской. Ни один из них не играл на скрипке так, как делал это дед Поллукс – его музыка умела быть почти тактильной, и не пел так же красиво, как тетка Вальбурга.
Семья для Беллатрикс – больше, чем просто слово, больше, чем просто люди. Это тот ресурс, который поддерживает в ней саму жизнь. Самый ценный из всех имеющихся у нее ресурсов. Белла нигде не находит такого успокоения, как в родительском доме, хоть с момента ее ухода оттуда очень многое изменилось. Но все же эти стены врачуют душу, приводят в порядок мысли, дают передышку, иногда пусть даже совсем мимолетную, и тогда она снова может дерзать, пытаться, и быть лучшей. Быть Блэк.
Магия.

Магия была разлита повсюду, она словно река выходила из берегов, заполняя собой все пространство, дома ли в Дармуте, в имении в Марселе, дома у деда – все было подчинено магии, все было ею заполнено до краев. Магия была взмахами кисти, еще совсем неуверенными, подправляемыми бабушкиной рукою, ритуальной чашей и свитками пергаментов в лаборатории деда – он сажал Беллу на краешек высокого стола, чтобы той было лучше видно, ссыпал в чашу ягоды Белладонны, такие же черные, как глаза внучки, добавлял солода, хмеля и меда, и поставленным голосом нараспев читал ей древнегерманские заклятия. Магия жила в отцовском кабинете, притаившись за гардинами, которые Белла подожгла, сильно разозлившись в пять лет. Уже и не вспомнить на что. Магия осыпалась в руки колосьями пшеницы, что уверенно срезала выкованным специально для нее серпом. Магия струилась из пореза на запястье, оставляя на кончике ритуального ножа несколько капель ее, Беллатрикс, крови. Магия была в прикосновениях материнских рук к ее волосам, в костяном гребне, доставшимся ей еще от Урсулы Флинт. В улыбке Андромеды, так похожей на нее саму. В первом слове Нарциссы: «Белла», — перекатывающимся на языке ребенка, словно сладкая карамелька. В письме из Хогвартса, которого не ожидала с трепетом, твердо зная, что оно обязательно к ней придет. Магия была в вороненке с перебитым крылом, найденном в последнюю весну перед школой. В том, как повернув коло года на один оборот, ворон вспорхнул ей на плечо. Магия…магия…магия… Она была и есть частью ее самой, абсолютной, важнейшей из констант, которую Беллатрикс со всей горячностью своей души стремилась исследовать, постичь. Прикоснуться к самому светочу, найти истину. В ритуалах, в магии крови, в старинных книгах, что читала запоем, устроившись на широком подоконнике в библиотеке, в спальне факультета, укрывшись с головой одеялом, в саду Лестрейнджей, под ветвями раскидистых вишен, что роняли свои лепестки на темно-синий шелк ее платья.
Беллатрикс, несомненно, одаренная и талантливая волшебница, но ее одаренность и таланты подкреплены ежедневной работе над собой. Белла постоянно совершенствуется, постоянно открывает для себя что-то новое, в, казалось бы, известных уже вещах. Состояние статики ее в принципе нервирует: земля должна вертеться, солнце – светить, а магия – струиться.
Вера.
В исключительность тех, кто обладает умением подчинять себе волшебство, все больше погружаясь в те области магии, которые в стенах школы не изучались. В собственные таланты, поддерживаемые сначала дедом, что вел ее по хитросплетенным дорогам магических ритуалов, открывая ей секреты и тайны, которыми владел сам, и многие поколения Блэков до него. Он учил ее анализировать, смотреть в самую суть вещей, не торопиться. Он научил ее превозмогать боль, научил видеть в боли красоту, и когда ритуальная чаша, наконец, наполнилась, пятнадцатилетняя Беллатрикс лишь улыбнулась искусанными губами, так и не проронив ни одной слезы. А затем и отцом – Сигнус учил Беллу видеть невидимые магические нити, распутывать их, или наоборот, перевивать, выпрядая на полотне чьей-то жизни абсолютно новый узор. Он учил ее не бояться темноты, что поднималась из самых потаенных уголков души, и показывала раздвоенный змеиный язык. Он учил ее подчинять и приручать ее, как диковинного зверя – на сахар, на мед, и вереск. Как человека – на улыбку, неизбывный взгляд, словно из самой вечности, и едва заметный флер цветочных духов. Он учил ее быть лучше, чем она сама. Учил не распыляться на мелочи, и видеть только главную цель, ради которой не жалко будет пожертвовать всем, что имеешь.
Вера в правильность идеалов, которыми была вскормлена, словно материнским молоком. В тех, кто рядом, на расстоянии взгляда и протянутой руки в черной перчатке. На расстоянии сорвавшегося с кончика палочки заклинания…
Долг. Тайны. Искушенность.
Долг.

Странное чувство. Приправленное солью, что остается на щеках после того, как вытрешь колючие, злые слезы. Долг – то, чему подчинена вся жизнь чистокровной леди, то, что связывает триаду «колыбель-алтарь-могила» получше елейных рассуждений о счастье. Часто ли оно встречалось то счастье самой Беллатрикс – едва ли. Она могла бы пересчитать таких людей по пальцам. Половина из них жила с ней под одной крышей. Долг – такое сложное, такое жгучее чувство, не дающее шагнуть за край, в муаровые сумерки, накрывшие школьный двор в последнюю ночь июля. Долг – пергамент, с тремя строчками, написанными матери, а потом отправленным в камин, не сожалея. Зачем, если все – пустое.
Долг. Ободок помолвочного кольца, с россыпью мелких сапфиров. Недоверие в колючем взгляде, что, так тоже бывает? Пружина, разжимающаяся где-то в районе солнечного сплетения. Белла поднимает голову к небу и смеется…Долг… спускающиеся на поляну сумерки… над заводью поднимающийся туман, и казалось, еще чуть-чуть и можно будет увидеть водяных дев, с полупрозрачной кожей и зелеными, словно майская зелень, глазами… и стоит чуть-чуть зазеваться – как обязательно утащат в свой омут, обовьют сетями, сплетенными из камыша, и подарят такой желанный покой… Лес тогда вообще был тих и спокоен, словно заколдованный: не было слышно ни стрекотания живущих в сочной, зеленой траве кузнечиков, ни стука капель, что срывались с зеленой листвы, умытой недавно прошедшим дождем – все, что слышала тогда Белла – собственное сердце, бившееся где-то в горле, да надрывный плач соловья, словно маленький серый птах был отражением уходящей жизни, что скоро сменится чем-то совсем иным, ей пока не известным… Она вошла в круг из горящих костров, на поляне усыпанной вереском, умылась первой росой русальей недели, щедро отдав свою кровь душам предков – девочка с глазами убийцы, девочка без надежды, смотрела, как на траву летят золотые и серебряные монеты – простыня новобрачных….
Что же… Долгие лета…
Может ее долг, это все-таки любовь?
Определенно.
Голые ветви деревьев, стучащиеся в окна…скомканное письмо от отца, которое перечитывала уже в десятый раз, и лишь с пятнадцатого постигла те несколько ужасающих для себя слов. Столп под названием «семья» пошатнулся.
Руки Рудольфуса, обнимающие ее за плечи. Хлопок аппартации, прямо с крыльца, наплевав на то, что вой защитных заклинаний вспорет тишину, будто скальпель – человеческую плоть. Палочка, зажатая в дрожащих пальцах. Взгляд Андромеды – уверенный и смелый, словно она для себя все уже давно решила….
О младших сестрах нужно заботиться.
-Научи меня тому, чего я еще не знаю. Расскажи мне то, о чем еще не рассказывал….
Предательство – есть начало конца….Но ей просто не оставили выбора.
Искушенность.

Он  стал ее первым всем: первый поцелуй, первый любовник, первая любовь? До встречи с ним она была домашней и крайне заносчивой девчонкой — а рядом с ним вновь потяжелеет воздух, и свет запутается в ее волосах, когда он протянет ей чашку крепкого кофе, и время повиснет на тонкой серебряной паутине от того, что он едва ее не коснулся… Нежность ее ветров в его волосах, симфония криков, отраженная от каменных стен бального зала поместья. Он— ее безумие, первое «Crucio», произнесенное сдавленным шепотом, искусанными в кровь губами, под тихий смех, ее агония. Рудо показал ей что жизнь может быть совсем другой: яркой, быстротечной, с отсутствием ограничений и рамок – он уводил ее с собой за грани— бытья и реальности. Муж позволял ей быть собой: несдержанной, импульсивной, временами откровенно жестокой…. Рудо позволял ей жить: дышать полной грудью, заниматься исследованиями, наукой –заняться артефакторикой, носить узкие юбки и чулки со швом, помогать матери в фонде, если так хочется. И, вероятно, сильно забавлялся, от реакции Друэллы на подобные пассажи от старшей дочери. Впрочем, она хотя бы была нормально пристроена. На том и решили.
Он подкидывал ей старинные книги, или очередное новое заклинание….
Пагубная, запрещенная магия бросала человеку вызов, заставляла смотреть вглубь своей души, преодолевать себя, карабкаться в верх, иногда сдирая кожу нежных ладошек в кровь, но сражаться. Она давала шанс выстоять, когда придет на то свой срок. А что он придет очень скоро Беллатрикс не сомневалась, ведь только глупец может не замечать, что война затаилась— ее стылое дыхание уже ощущается кожей, ее говор криками разносится по площадям, и только трус может сидеть в такое время в дому, укрывшись за стенами поместий, надеясь, что его это не коснется, и что темной ночью половичок у соседей окажется куда приметнее собственного...Мир менялся, мир уже захлебывался кровью. Старый мир стоял одной ногой на погосте. Наступала новая эра, и Белла хотела быть к ней причастной.
Тайны.
Идеи Лорда Волдеморта к моменту ее окончательного взросления занимали умы просвещенного общества все больше, а его методы казались, если не идеальными, то, пожалуй, – не лишенными смысла, и главное – способными привести наше общество к состоянию гармонии.  Белле стоило не мало трудов уговорить Рудольфуса познакомить ее с господином, однако все приложенные к тому усилия оправдались в той мере, на которую Беллатрикс Лестрейндж, теперь уже и не Блэк вовсе, не могла и рассчитывать.  Она не боялась его, просто преклонялась перед силой, восхищалась его личностью, и тем, какие области знаний смог постичь этот человек. Он, несомненно, был великим волшебником. Тем, кто способен повести за собой, и изменить прогнивший до основания мир… Метку Белла приняла как благословенный дар, став одной из преданных сторонниц Лорда не по зову крови, но по личным убеждениям – если для правого дела нужно будет убить, украсть, солгать – совершить какой-нибудь иной тяжкий грех, она без зазрения совести так и поступит, потому что война все спишет, и победителей не осудят. В то, что иначе может быть, Белла просто не верит. Даже сейчас.

О личности.

Для Беллы мир человеческих переживании, чувств и эмоций — это не только сфера ее интересов и наблюдений, это в первую очередь ее «мастерская» и «лаборатория». Здесь она и творит, и исследует. Исследовать душу человека, увидеть источник его боли и страданий, показать глубину его переживаний, понять этические мотивы его поступков во всем их кажущемся противоречии — в этом Беллатрикс почти нет равных.  Очень хорошо умеет координировать свои поступки во времени. Что бы она ни делала, это всегда все очень своевременно. По природе своей Белла — великолепный стратег, поэтому каждое ее осмысленное действие определяется целями и задачами ее конечных планов, которые в свою очередь могут быть довольно гибкими. Всегда рада возможности собрать нужную информацию. Иногда она это делает как бы между прочим, предварительно расслабив собеседника и настроив его на доверительный лад, может как бы невзначай спросить его о чем-нибудь важном. Часто строит из себя этакого наивно-любопытствующего собеседника; иногда — якобы сомневающегося скептика, провоцирующего на то, чтобы ей убедительно возражали и в качестве аргумента подробно информировали о действительном положении вещей, а также излагали все планы и раскрывали все карты. Наделена феноменальной наблюдательностью, тщательно собирает и скрупулезно обрабатывает факты, умея находить в потоке информации именно то, что ей нужно. Очень педантична: не одобряет, когда игнорируются якобы «несущественные» мелкие факты и допускают даже незначительные логические просчеты, считая, что истина часто скрывается именно в деталях. Отчасти Белла – игрок и искатель. Ей сложно усидеть на месте, хотя в жизни мадам предпочитает все же системность: болезненно переносит состояние душевного хаоса, в такие моменты подсознательно ищет какой-нибудь допинг, другое ощущение, способное заменить, перекрыть нечто, что доставляет ей дискомфорт. Любит острые ощущения, иногда, почти «на грани». Изначально не верит в абсолютную святость и непогрешимость. Пропуская человека сквозь сито своих «проверок», он как бы стремится раскрыть изнанку его души, убеждая его (а заодно и себя), что это и есть его подлинное лицо, а все остальное — только притворство. Умеет причинять боль, безошибочно определяет «слабые места» и «болевые точки», знает, как на них надавить, и обычно делает это с отстраненно-скучающим выражением лица, словно мимоходом. Считает, что в боли есть своя, особенная эстетика.
Часто просчитывает свои ходы наперед на подсознательном уровне, действуя все же больше интуитивно, нежели прагматично. Никогда не скажет того, что потом бы обернулось против нее, а если это и случится, она либо откажется от своих слов, либо постарается придать им другой смысл. Благодаря сильной подсознательно реализуемой «интуиции возможностей», для нее как будто не существует безвыходных ситуаций, она всегда находит способ выйти сухой из воды. Ради реализации своих идей и планов может вести нечестную игру, часто оперирует фактами, которые невозможно опровергнуть, или проверить. Не склонна что-то делать в ущерб своему «Я», однако мастерски может изобразить из себя жертву.
Обладает художественным вкусом и любит «красоту» во всех ее проявлениях: в людских лицах, в живописи, в музыке, в обстановке дома, в своем окружении, в том, как на голубое небо наползают свинцовые грозовые тучи. Обожает буйство стихий: грозы, ураганы, шторма, — находит это абсолютно завораживающим.  Ненавидит рутину и скуку —  в ее мире должна быть постоянная смена декораций. Бытовые мелочи – это не про Беллу, она с большим удовольствием, и в мельчайших подробностях, расскажет, как выглядит в ее понимании «идеальная картина» грядущего события — и поручит реализацию кому-то другому, при том будет строго ее контролировать. Вряд ли помнит, где в Кассле находится кухня. Не любит, и что греха таить, не умеет готовить. «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные» — вполне в ее духе. Ценит комфорт, и ей гораздо проще заплатить тем, кто этот комфорт ей создаст, нежели создавать его самостоятельно. Для этого Белла слишком нетерпелива. Если ей чего-то хочется, то других категорий кроме «здесь и сейчас» не существует. Беллатрикс невозможно подчинить, заставить сделать что-то, против ее воли – все ее естество будет противиться и бунтовать против подобного насилия над ее личностью. А свое «я» она зачастую ставит выше всех других. Если она что-то делает, то это лишь ее воля, ее желание. Умеет договариваться с собственной совестью. Достаточно привязчива и идейна, ей импонируют те, кто может ее заинтересовать, открыть ей новые грани: в мире, в магии, в ней самой. Белла кинестет – свято уверена, что прикосновение, пусть даже самое мимолетное, может сказать куда больше слов…

о вас
планы на игру, пожелания: не сесть в Азкабан, сделать из Мужа - министра магии, из Деверя - второго Лорда.
в случае ухода: канонно посадить.
связь: @talliwolf
пример игры:

+

Все пространство заполнят расплавленный внутренним огнем свинец. Мир становится недружелюбен и тяжел. Мир превращается в гранитную глыбу, что непременно тебя раздавит. Летит откуда-то с высоты камнем Сизифовым – не дойти никогда до точки, не остановить боле падения, под толщею льда, что скует сердце сталью, вспоров грудную клетку острым железным когтём. Напоит криком отчаянья и боли, — от него наверняка станет легче, но взрослые девочки от боли не кричат, от страсти – и то едва ли. Девочки вырастают и учатся быть жестокими, искореняя в себе и добро и свет. Выстилая под ногами новый путь, остановившись у былинного камня на поросшей травой дороге. И пути уходят даже не в параллель, в другие вселенные, в другие миры и созвездия, которым никогда не соприкоснуться ни взглядами ни даже кончиками озябших на морозе пальцев….Слова Андромеды, как стрелы, они бьют как всегда, точно в цель, разбивая на осколки хрусталь того, что когда-то было прекрасным миром Беллатрикс Блэк. Миром, где всегда жила любовь, миром, в котором любовь была так же безусловна, как то, что солнце встает на востоке, а земля вертится вокруг солнца. Так когда же солнце стало луной, а любовь – не более, чем красивой картинкой, ярким фантиком от леденца в детской руке. Белла не могла вспомнить. По счастью ей самой никогда не приходилось подвергать сомнению простую истину – она любима. А любимым никогда не причинят ни зла, ни боли…
….Лестрейндж просил твоей руки для своего старшего сына…
Она тогда замерла, перестала дышать, и фиал с кровью выскользнул из рук, с гулким стуком ударившись о мраморный пол…, и лишь через несколько секунд подняла на отца вопросительный взгляд…
Я не буду неволить тебя, Беллатрикс. Решение соглашаться, или нет — ​ за тобой... И за свой выбор ответственна только ты…
Так возможно ли, чтобы подобное добросердечие и милосердие относилось только лишь к ней одной? Беллатрикс отказывалась в это верить. Отказывалась это принимать…, впрочем, она сама никогда и не сделала бы того, что могло бросить тень не только на ее имя, но и на имя всех Блэков разом…И, пожалуй, при всей их с Андромедой схожести, это было их главным различием – Белла, принимая решения никогда не думала только лишь о себе одной.
Такой, какая ты есть, Меда? Эгоистичной? – слово горошиной от стены отскакивает, резкое, злое, емкое. Эгоистично пойти на поводу у собственных эмоций, не просчитав последствий хотя бы на несколько шагов вперед… Не подумав о том, какую боль это причинит другим, даже не оглянувшись… Трусливой? – мерзкая записка все еще ощущалась кончиками пальцев, царапала сетчатку глаза остротой наклона букв…
Если бы ты не убежала тайком, то тебя хотя бы можно было уважать за смелость…
-Две недели скрывавшейся где-то с этим маггловским выродком, словно обыкновенная портовая шлюха? ​ – девушки их дома не сбегают в бархатную темноту ночей, даже если сердце в горле бьется, пропуская удары, от прикосновений чужих рук к тонким запястьям, девушки их дома одевают белое, и приводят тьму за собой, на поляны из огня и вереска …и никак иначе…
Ее голос, шепот матери ветров пустыни— Харматан. Удушливый. Жаркий. Разрушительный. Стоит закрыть глаза, и пространство заполнится мелкими точками, оранжевыми всполохами едва сдерживаемой ярости… Это – твой выбор? ​ – жалкая лачуга в трущобах, не способная защитить ни от ветра, ни от дождя, ни от заклинаний. Он– твой выбор? ​ не «муж», словно слово это Тонксу не по размеру, не по плечу – безродный щенок, не способный дать тебе ничего, кроме собственной души – да и ту едва ли продашь больше, чем за ломанный кнат…
Этого ты так хотела, сестренка? За такой выбор я должна тебя уважать?
— Хорошо – выдыхая устало, и отступая назад во тьму, чтобы зарницы молний не высветляли побледневшее лицо, не отражали в лужах боль и злость, что требовала чужой крови, пролитой на жертвенный алтарь, и плясала свои звериные танцы на горящих углях где-то в личном аду Беллатрикс Лестрейндж -Я уйду. И даже оставлю Вас обоих в живых. – яд улыбки непредсказуем, и пальцы, вопреки словам все сильнее сжимают черное древко. Магия пульсирует внутри, магия живет по своим законам, законам крови – где позор смывается только смертью… Но только в этот раз. Не попадайтесь больше мне на пути… никогда.
Сохраняй свое счастье, сестренка. Строй его на пепелище, кутай в лучи солнечные, в заботу и теплоту, в совместные ужины и старый выцветший плед, прячь туда, где не найдут сумрачные гончие, чующие твою боль и твой страх. Потому что если не сбережешь – то никто к тебе не придет. И никто тебя не спасет.
И ни взгляда последнего. Ни теплоты объятий. Есть такие перевалы, за которыми и жизни то в общем нет – ни птичек, ни амеб, ни рыбок – только лишь пустая, выжженная земля. И запах гари. И свист металла, с которым пространство сужается до изначальной точки.
Дом. Дармут. Папа.
Сил на большее не хватило: Белла, когда-то сдавшая трансгрессию чуть ли не лучше всех на курсе, оступилась, и полетела прямо на гравий подъездной дорожки, изранив в кровь руки, и испачкав в грязи платье, которое уж теперь то точно было окончательно испорчено – дождь в Дартмуре не прекращался третьи сутки. В огромных лужах отражалось сизое небо с темными, тяжелыми, будто свинцовыми тучами, и громада старинного особняка, искаженного, будто в кривом зеркале в водной ряби. От этого сделалось почему-то невыносимо горько, в глазах защипало и Беллатрикс расплакалась: глотала слезы, размазывая по щекам грязь, соль и кровь…Неизвестно, столько бы она просидела вот так – на дороге, в грязи, под непрекращающимся дождем, если бы не отец…Он ни о чем ее не спрашивал – поил, словно маленькую, чаем с мятой и мелиссой, расчесывал длинные, иссиня-черные волосы костяным гребнем, да напевал какую-то песню про соловушку на чистом французском. И Белла постепенно, незаметно, вроде бы пришла в себя, только в груди еще саднило, словно оттуда вырвали что-то очень важное, что-то, что всегда вело к свету…
У тебя теперь только две дочери, папа. А у меня – больше нет сестры.
Пергамент с адресом летит в камин. Пламя лижет его своим колючим языком. Пламя танцует на смертном одре теплоты…
Каждый сделал свой выбор. И каждый сам за него в ответе.