[indent]Саша ворчит, ругаясь на ломоту в костях и мышцах. Их крутит, вертит неведомая сила, будто проверяя на прочность и гибкость. Кажется, русская никогда к этому не привыкнет. Не захочет привыкать. Особенно к тем моментам, когда боль из тягучей, медленной и ноющей, превращается в резкую, жгучую, заставляющую сгибаться в три погибели. Или хотя бы найти опору, в которую можно впиться пальцами или прислониться спиной, чтобы не рухнуть под сопровождающий вой. Пока еще человеческий. Саша ненавидела эти моменты. Куда проще ей казалось потерпеть несколько минут невыносимой боли, хруста собственных костей, от которых темнеет в глазах и закладывает уши, а воздух из легких будто тисками выжимают, до последней капли. После – забытие на несколько часов. И самое отвратительное «похмелье», на протяжении которого приходится приручать свое тело и разум. Соколова думала, что нет ничего отвратительней побочных явлений от продолжительной работы с дементорами. Думает так и по сей день, только теперь список пополнился.
[indent]Елисей был в квартире, которую язык не повернется назвать домом, когда Саша пришла с пакетиком трав для отвара, который понадобиться утром для заживления потенциальных ран на теле девушки после обращения. Сказал бы кто в детстве, что знания бабушки пригодятся внукам в такой сложный и трудный момент, Соколовы не поверили бы, рассмеялись звонко и отмахнулись. Но нет. Елисей, в такие дни больше похожий на мрачную тень себя самого, кратко рассказал сестре о том, что ему по просьбе Люпина нужно купить пару сывороток, которые пришли на ум именно сегодня. Да захватить мелочевку, вроде бинтов, поэтому ей придется немного побыть одной. Скоро придет Римус, а там уже и Елисей подоспеет. Саша помнит, что кратко кивнула, большими глазами обведя помещение, поежилась и кивнула брату еще раз, закрывая за ним дверь с таким слоем звукопоглощающих чар, что перстень на пальце недовольно завибрировал.
"Не выходи из комнаты.
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером, таким же, как ты был, тем более изувеченным?
Пусть только комната догадывается, как ты выглядишь и, вообще, инкогнито".
[indent]Мерить шагами квартиру брата надоело достаточно быстро. Саша была нетерпелива. Ох, как быстро заканчивалось ее терпение, когда действовать нужно было быстро, четко и слажено. В особенности, когда есть риск того, что план Римуса рассыплется на щепки, стоит только русской потерять тонкую, почти призрачную нить рассудка, которая должна сохраниться после нескольких заклинаний, но без использования зелья. Настенные часы пробили восемь вечера, оглушая своим тиканьем и без того, до скрежета зубов. Время бежало также быстро, как теряла терпение светловолосая. Пройдя мимо зеркала, висевшего на стене на цепочке, Саша притормозила, держась за запястье пальцами. Оно болело так, словно по нему бланджер прошелся. Теория о том, что перед обращением начинают вспоминаться старые травмы, все больше приобретала смысл. А может быть, все это лишь фантазия, эхо памяти, не более. Как те вспышки, что редко приходят после обращения. Как отрывки, лоскуты памяти с кадрами содеянного и пережитого.
- Да какая к черту разница… Где их носит? – огрызнулась своим же мыслям светловолосая, сверля взглядом свое отражение в круглом зеркале, которое было явно старше волшебницы. Светло-карие глаза на фоне порозовевших белков выглядели диковато. Звероподобно. Саша дернула бровью и перевела фокус взгляда на фон позади себя. Каменная заговоренная стена, к которой приделаны цепи на разный уровнях. В ногах стоит бочонок с веревками, пропитанными аконитом. Радикальная мера, крайняя. Одна из. У брата припрятано много козырей в этой квартире. И о некоторых он предпочел не говорить младшей сестре. Чтобы не нервировать, чтобы не допускать дурных мыслей. Внутри, под кожей, пробежал холодок, а пальцы на запястье рефлекторно сжались крепче. До обращения еще есть время, а русская уже старается себя сдержать. Пусть только эта квартира догадывается о том, как выглядит Соколова, когда прекрасное небесное тело набирает свою мощь. То самое, на которое еще несколько месяцев назад волшебница смотрела с нежным трепетом. А сейчас не могла смотреть даже на свое отражение. Светлеющие глаза притягивали магнитом, заставляя стены вокруг будто бы сжиматься и давить со всех сторон, выгоняя взашей из памяти умение спокойно дышать...
[indent]Прохладный весенний воздух наполнил легкие, обжигая, когда Соколова вышла из квартиры, в которой больше не могла находиться в одиночестве, духоте и в мучительном ожидании. Ощущая, как в очередной раз разбивается на части ее целостное "я", светловолосая решила не медлить. Не запахивая пальто, русская поправила на шее цепочку с перстнем, который в полнолуние живет именно на ее шее, а не на руке, чтобы избежать возможных последствий. Саша убрала ноющие пальцы в глубокие карманы и поежилась. Не от холода, она не была мерзлячкой даже по меркам русских, а от громких голосов прохожих, размытым пятном прошедших мимо. Такие громкие, такие нерезкие, чеканят шаг по брусчатке переулка. Возможно, она зря вышла на улицу, но ни Еси, ни Римуса не было до сих пор. А ведь оборотень должен был прийти раньше брата, намного. Что-то пошло не так? Тогда почему не предупредил ее или Елисея? Раздраженно дернув плечом, Александра пошла по переулку, выходя на улочку, прилегающую и широкую. Знакомый маршрут, по которому они с Римусом несколько раз ходили. Та дорога, которую он не мог миновать по пути в съемную квартиру русского. Главное – не пропустить в этой кутерьме незнакомых и размытых лиц своего брата по несчастью. И родного брата, разумеется, тоже. Идти вперед, концентрируясь на нотках в чужих голосах, ища знакомые, и на стуке собственных каблуков. Да не поднимать глаза к темному небу, где белый диск набирает обороты, заставляя ноги подкашиваться без любого алкоголя.
[indent]Лондон. +6 градусов по Цельсию. Мгла опустилась на город, разрезаемая лишь одним светилом - полной луной, красующейся на черном звездном небе.
[indent]Легкие уверенно покидает воздух, выталкивая наружу, в холодную весеннюю ночь, волчий вой. Черные щелевидные зрачки живут своей жизнью в янтарном море глаз. Они ищут добычу, скользя взглядом по каждому темному кусту, по каждой развилке, где слышится чужой запах, что встречается на пути. Этот вечер начался с поиска одной цели, а закончился - поиском жертвы. Острые уши, бело-золотистой расцветки, дергаются в ответ на едва различимый хруст веток под чьей-то тяжестью в темноте, где человеческий глаз не увидит ровным счетом ничего. Но не янтарное море с черной пучиной. От его цепкого взгляда не скрыться молодому оленю с молочными рогами, бархатной коричневой шкурой и влажными глазами. Аккуратные, будто циркулем начерченные, белые пятна на его спине выдают его в этой тьме с потрохами. И ему невдомек, что на расстоянии нескольких метров за ним наблюдает зверь, в разы крупнее и опаснее обычного волка, которого на территории парка не встретишь. Как и любого другого недруга. А значит, это первый хищник в жизни юного создания, решившего полакомиться листвой на сон грядущий. И свирепому зверю абсолютно плевать на то, что беззащитная жертва находится не в глухом лесу, а в парке, находящемся в столице Англии. Сегодня, как никогда, было актуально предостережение родителей своим детям: "не сходи с тропинки" или "как стемнеет - сразу домой!". И им самим тоже из дома носу не стоит высовывать.
[indent]Зверю плевать на все. Ему плеаать на время. Плевать на то, что задыхаясь от боли в ребрах и позвоночнике Соколовой пришлось бегом отправиться в Ричмонд-парк, прочь от пешеходных дорожек, дабы скрыться от людских глаз. Аппарировать она бы не смогла, сил слишком мало, а саму волшебницу могло расщепить, что учитывая обращение, могло обернуться еще одним кошмаром. Зверю плевать, его время настало. Прохладный мартовский ветер принес аромат теплого, как парное молоко, тела, крови, пульсирующей в жилах, и звук бьющегося сердца, звук дыхания. Живой организм, слишком близко, слишком ярко. Зверь скалится, предвкушая последующее действие. Когтистые лапы беззвучно ступают по мягкой мшистой почве, ближе и ближе к жертве. Один прыжок и когтистые лапы проходятся по боку оленя, оставляя глубокие борозды. Жертва взбрыкивает и под копытами сыпется земля – небольшой овраг утаскивает из когтей хищника оленя к себе, пряча его в ветвях деревьев и кустарников. В следующее мгновение ночь пронзает еще один вой, досадный, злой, вырывающийся из глубины грудной клетки и звенящий по всему организму и по окрестностям глубины парка.
[indent]Так просто от цели зверя не увести. Почувствовав кровь намеченной жертвы, он не отступит. Она не отступит. В каком бы обличье Соколова не была, поймав на удочку или коготь свою цель, она ее не оставит. Оборотень движется среди темных деревьев, не обращая внимание на листву или первоцветы под лапами, слыша и чуя сладость прохладного ручья, журчание которого не перебивает едва различимое движение внизу оврага. Но ветер меняется, стоит пройти еще несколько метров к жертве. И до оборотня доносится новый аромат. Человеческий. С нотками алкоголя, одеколона и примеси трав. Еле различимо слышится аромат волшебства. Магической силы, сконцентрированной в одном объекте, которую несет с собой этот человек, решительно приближаясь к зверю, но не показываясь. Янтарные глаза вглядываются в гущу парка и вовремя замечают вспышку. Уклонившись от запущенного заклинания, пронесшегося молнией через ветки деревьев, оборотень фыркает и меняет свой путь, сбрасывая со спины зацепившиеся за шерсть щепки. На первом месте все еще добыча, на которую может претендовать появившийся субъект. Звериный инстинкт движет обернувшейся волшебницей, подгоняя к раненному оленю в овраге. На магию она не способна, но может уйти от нее, скрывшись во тьме ночной, меж ветвей и кустарников, сквозь которые не пробивается лунный свет. Но прежде оппонента стоит отвести от добычи. Оборотень берет правее, тенью передвигаясь по зарослям парка, все еще отчетливо чувствуя аромат колдуна, следовавшего за ней. Но, вот забавно, кажется, что зверь вышел на ту тропу, откуда начал свой путь к опасной твари колдун. Здесь его запах был сильнее. Черный волчий нос дернулся пару раз, принюхиваясь и различая новые оттенки, весьма интригующие. Аромат обработанной кожи и с нотками дыма. Пробуждающий азарт. Если эта охота полуночного незнакомца продолжится, то можно променять раненного и, черт знает где, приземлившегося оленя на него. Одну хорошую добычу грех не променять на добычу интереснее. И, стоило янтарным глазам поймать движение за раскидистым дубом, ясно услышать, казалось бы, бесшумные шаги, вновь почуять запах плоти и отчетливо услышать сердцебиение мужчины, как клыки сверкнули чуть менее отчетливо, чем перстень, что маятником качался на звериной шее, выдавая месторасположение затаившегося хищника...
Предостережение? Вызов? Или принятие вызова уже брошенного?...
