дата рождения: 25.09.1949; место рождения и проживания: родилась в небольшом городке Шиен в Норвегии, после окончания школы и совершеннолетия сбежала и устроилась в Лондоне, где живет по сей день; чистота крови: чистокровна, впрочем, не понимает, что в этом особенного;

лояльность: министерство образование: Дурмштранг, Венери, 1970 занятость: аврор, Министерство магии;

артефакты:   
волшебная палочка - пихта и сердечная жила дракона, 12 дюймов, гибкая;
посох - остролист, сердечная жила дракона, медь, 4,5 фута длиной, металл вплетен в непривычной форме, им пропечатаны руны на поверхности древка и оплетен венец посоха;
сумочка с заклятьем незримого расширения для провоза с собой кучи вещей и посоха в том числе;
медальон с маленьким осколком сквозного зеркала — парный артефакт, вторая половина находится у Ривера;
напоминалка — куплена самой себе явно по какой-то очень важной причине. вспомнить эту причину до сих пор не может, но напоминалка исправно работает и периодически модифицируется чужими руками в надежде, что она начнет показывать, что забыл её хозяин, а не только красный дым.
татуировка — руническое защитное заклинание, тонкий щит, способный сдержать одно заклинание, исчезает при использовании, оставляя после себя жжение в течение нескольких часов после, и требует определенного мастерства в восстановлении, на которое сама Берлин не способна. Старательно бережет на самый крайний случай

характеристика“она похожа на ветер из мелких капелек воздуха.
она похожа на ветер и пахнет звездами.
она похожа на ветер и на меня небом дышит
она похожа на ветер. я чувствую, но не вижу.”

сильные стороны: Хороша в трансфигурации, является зарегистрированным анимагом — обращается в снежного барса; Некогда лучшая ученица по рунам — в её семье таинство рунической магии передавалось из поколения в поколение, обычно по мужской линии, но отец позволил и младшей дочери посещать их с Ривером занятия, так что о магии рун маленькая Берлин узнала раньше, чем попала в школу магии; Обучена как бытовой магии, которую им с девушками в большей степени преподавали в школе, так и в боевой, так нужной ей в работе, хороший сотрудник боевого крыла отряда, но довольно прямолинейна и не любит сидеть в засадах, из-за чего часто остается в запасе на тех операциях, где нужна скрытность; Умеет аппарировать, но с большим удовольствием пройдется пешком или воспользуется каминной сетью, если это не часть работы; Из не магических талантов может похвастаться разве что умением печь вкусное печенье и собирать салат из того, что в холодильнике ещё не испортилось;

слабые стороны: травология, зельеварение и уж тем более магические существа для Берлин — тёмный лес. Девушка лучше проведет пару дуэлей, чем останется присматривать за любимым низзлом братца, даже с ним ей очень непросто найти общий язык; сколько бы её не пытались приучить к творчеству — рисовать, вышивать, петь и играть на каких-либо музыкальных инструментах не способна; много пьет, не очень любит следить за порядком в своей квартире, отвратительна в человеческих отношениях — не умеет держать язык за зубами и выражать свои эмоции и мысли, способна ляпнуть глупость и не понять, что она это сделала; есть вероятность, что это результат её наиболее частого нахождения в обществе мужской части авроров;

родословная:
отец - Хьяльмар Хелланн, чистокровный, владелец магической судоходной компании, бывший глава отдела международного магического сотрудничества министерства магии королевства Норвегии;
мать - Карина Хелланн, чистокровная, владелица небольшого ателье по пошиву верхней одежды для северных модниц;
брат - Ривер Хелланн, чистокровный, путешественник, профессор гербологии;
бабушка по линии отца - Суннива Хелланн, чистокровная, брюзжащая, но всеми любимая хранительница мудрости семейства Хелланн.
дядя по линии отца - Оддвар Хелланн, чистокровный, работает в отделе защиты магических существ от истребления;
дядя по линии отца - Андеш Хелланн, чистокровный, исследователь магических потоков во фьордах, очень редко появляется в семейном кругу;
тетя по линии матери - Инес Даниелссон, чистокровная, магозоолог;
кузина по линии матери - Фрея Макнейр, чистокровная, целитель в отделении недугов от заклятий.

ветер... ветер...
ну, откуда мне было знать,
что вы с нею похожи,
что она тоже умеет летать?

[indent]Берлин помнит, что у них во дворе дома стояли красивые железные качели, увитые металлическими цветами. Порой они ужасно скрипели какой-то своей особенной музыкой, особенно сильно по ночам, когда никто не касался их поверхности, но затихали в тот момент, когда волшебники уделяли им должное внимание. Берлин садилась на них и отец легким ударом посоха отправлял качели в полет, лишь наблюдая, чтобы маленькая непоседа не слетела на землю. Впрочем, это было лишь предосторожностью, Берлин ни разу не упала с тех качелей, только её звонкий смех разносился по округе, вспугивая птиц и мелких животных. Сдерживать себя маленькая норвежка не умела и не желала, а ветер подхватывал её голос и нёс по округе, отражаясь от снежных просторов. Берлин полюбила ветер с первых дней и на всю свою жизнь, чувствуя в нём родственную душу.

[indent]Хьяльмару нравилось баловать детей и потому им с Ривером позволялись любые проказы, ненаносящие серьезного вреда кому бы то ни было в доме, будь то люди или животные. Но если с домашними животными у Ривера получалось находить язык, от Берлин животные либо разбегались, либо царапались и кусались, кому что было удобнее сделать. Очень скоро Берлин перестала приближаться к маминому низзлу и пытаться подружиться с глиноклоку, живущему в их конюшне, решив для себя, что целые глаза и руки ей дороже общения с какими-то там существами. Единственной проблемой осталась отправка писем брату, который отправился учиться в Дурмштранг, когда малышке исполнилось четыре года. Берлин дралась с совами, неделями ходила с исклеванными пальцами, но гордая тому, что таки смогла отправить сову с дурацким сообщением о том, что у неё получилось заставить взлететь тарелку с супом, который она так не хотела есть. Если подумать, окропленное кровью письмо с текстом “я смогла”, наверное, тогда очень сильно напугало брата.

[indent]Берлин всегда была непоседливой и, наверное, не очень правильной девочкой, но Карина не теряла надежды, что однажды её дочь станет эталоном прекрасной жены. Кажется, у неё даже были подобраны подходящие варианты для замужества, на счастье не озвученные вслух дочери. Если бы Берлин знала, что ей предстоит учиться со своим будущим мужем, она, наверное, повернула назад на той чертовой тропинке. Но малышка ничего не знала, а ветер ласково подталкивал напуганную происходящим девочку вперед.

[indent]Только глупые говорят, что девчонкам ничего не стоит пройти по тропинке и быть зачисленной в школу магии, иначе бы Дурмштранг больше напоминал французскую школу волшебства, где девчонок было подавляющее волшебство, но на курсе Берлин их было всего шестеро. И все они с гордостью говорят о том испытании, что выпало девятилетним глупышкам. Впрочем, только это их и объединяет, все они потрясающе разные, а Берлин и вовсе кажется себе белой вороной, слишком уж своевольной воспитывалась норвежка и слишком странными казались ей законы, по которым предстояло жить. Нет, никто не принижал их способностей, на Венери точно так же преподавались заклинания, зельеварение и защита от темных искусств, но когда мальчишки шли изучать опасные дисциплины, девушек отправляли изучать травничество и колдомедицину, ведь они в будущем должны были стать поддержкой будущему мужу и хранителю семьи. Унн этот факт с самого начала несколько напрягал, и чем старше становилась юная мисс, тем больше это казалось чем-то неправильным. Конечно, Хелланн видела какими гармоничными и чудесными были отношения её родителей, ведь её мать также воспитывалась в стенах Дурмштранга и принимала эти простые истины, но у Берлин смириться и стать покладистой и милой так и не получалось.

[indent]Вместо травничества девочка сбегала на занятия по рунам, а зельеварению и колдомедицине предпочитала дополнительные занятия по трансфигурации и метаморфозам. Как её допустили до изучения анимагии на старших курсах так и остается загадкой, то ли девушка соблазнила своего преподавателя, то ли подкупила, слухов была масса. И, наверное, если бы к тому моменту Ривер всё ещё оставался в стенах школы, он бы выбил дурь из своей младшей сестры, но отправившись путешествовать перед тем, как поступить на службу к отцу, он лишился подобной привилегии, а подобрать достаточные аргументы в письмах не получалось ни у одного из родственников. Берлин с упорством шла к цели стать не просто волшебницей и поддержкой какому-то мужу, а вполне себе великой за свои заслуги.

[indent]День шел за днём, забирая с собой целые месяцы и года, колдомедицина хромала на обе костлявые ноги; профессор давно махнула рукой на своевольную блондинку, старательно передавая свои знания тем, кто хотел их получить, и лишь улыбалась, когда Берлин с гордым видом показывала, как залечила собственную разбитую коленку — шрама в три сантиметра никак не должно было остаться от содранной кожи, но он был и не желал убираться никаким заклятием охающих вокруг подружек, решивших проявить заботу и участие о девушке. А Берлин было всё равно, она грезила оказаться на следующем занятии — теории по защите от темных искусств, где должны были разбирать снятие проклятий с предметов. Такие прикладные науки нравились девушке гораздо больше. Да и в комнате ждал словарь рунического письма, выпрошенный у старшекурсников в обмен на то, чтобы девушка стала их мишенью для отработки тёмных чар. Почему Берлин так слепо полагала, что ей не грозит смерть в результате одного из экспериментов, никто был не в курсе, хотя одной из причин можно было смело назвать частые промахи горе-волшебников. Вместе с тем она училась и самим заклятиям и тому, как возможно их отразить. А рассказывать о том, как получены те или иные знания Берлин никому не собиралась, хватало внутренней уверенности — однажды это всё обязательно ей пригодится.

ветер... ветер...
сыпь мне снегом и листвой,
но скажи, как скоро
она снова вернется домой?

[indent]Надо ли говорить, что никто не удивился, когда Берлин, только вернувшись после выпуска и получения посоха, дополненного медной рунической вязью, собрала вещи, расцеловала родных в обе щеки и умчалась в неизвестность, не успев даже пересечься с любимым братом. Берлин и сама не понимала почему: то ли боялась его неодобрения, то ли беспокоилась, что у него получится уговорить девушку стать той, кем она не является. Сомнительно, чтобы Ривер о подобном даже думал, но в свои двадцать один, когда у тебя за спиной только школа и наставления о том, как стать прекрасной леди, хочется бунтарства. Берлин колесит по миру довольно короткий отрезок времени, скорее даже показывается на пляже в каком-то небольшом городке в Португалии, понимает, что жаркий климат южной части Европы ей не по душе, и отправляется на север гостить в семье сестры своей матери. Ну, вернее так думали все, кто не находился в данный момент в Лондоне. Инес, как бы ни любила племянницу, не готова была брать ответственность за взбалмошную девицу; больше того, у Инес своих дел было выше крыше, кажется они с мужем собирались в очередное путешествие, а Фрея в этот момент заканчивала обучение на последнем курсе Хогвартса, так что они просто узнали как дела друг у друга и разошлись кораблями в море, впрочем продолжая поддерживать связь.

[indent]Отказавшись пожить в доме родственников и приглядеть за хозяйством, Берлин предпочла снять небольшую комнату на чердаке в одном из магических районов, и окунулась в новую для себя жизнь. Здесь всё было совсем не так, как дома или в Дурмштранге, и от того не оставалось ни одного свободного вечера, чтобы заскучать по дому и родным. Беглый английский выправился; когда тебе приходится и говорить и думать на чужом языке, очень скоро он становится почти родным, затирая своими выражениями старый и привычный слуху норвежский. Берлин успела поработать и в лавке с метлами и официанткой в одном из баров, найти себе странного сожителя артефактолога, с которым они чаще всего встречались во время завтраков, когда Хелланн возвращалась со смен/прогулок/вечеринок, а он уходил на работу, и даже завести кратковременный роман с симпатичным парнем, оказавшимся ко всем прочим “достоинствам” оборотнем, когда в её жизнь, наконец, ворвалась её судьба.

[indent]Во время одной из вечеринок девушка столкнулась в баре с прекрасной компанией молодых людей — авроров, как они себя называли; в тот вечер, когда ей наперебой рассказывали о событиях, произошедших с ними за время службы, и случилась любовь юной норвежки и оперативной работы в Министерстве Магии. Они ещё не знали, как сойдутся и какой будет их совместная жизнь, но Хелланн теперь отступать не собиралась. Родителям она, конечно не сказала, куда именно она собирается поступать; сначала не сказала, если быть точной. А когда отец договорился с одним из своих знакомых в Министерстве Магии Великобритании о том, чтобы его дочь могла хотя бы поступить к ним на стажировку, отступать и говорить о том, что на обучение в Аврорат её не пустят, было поздно.

[indent]Союз случился. Девушка всю себя отдала учебе, забывая о том, что мимо несутся самые замечательные годы; из её жизни ушли и вечеринки и случайные встречные, почти выветрился алкоголь и поездки домой на выходные. К концу обучения в академии авроров Берлин была одной из лучших на своем курсе, окончила обучение искусству анимагии, превратившись на одном из финальных занятий в снежного барса; конечно, в образе животного по городу не побегаешь, но для оперативной работы это могло помочь. С патронусом оказалось сложнее, вызвать телесную форму получилось не с первого и даже не с десятого раза — миниатюрная ночница никак не желала показываться в свете заклинания. Наконец, пригодились знания, полученные в многочисленных “дуэлях” со старшекурсниками — Берлин могла отразить большинство заклинаний и выдержать максимальное время в группе против нескольких нападающих. Хотя такие дуэли чаще всего переходили в оборону, успеть атаковать под градом разномастных заклинаний практически никогда не получалось. И всё же лучшей во всем у Хелланн стать не получалось. Задания на слежку и скрытность девушка провалила на “раз, два, три”. Слишком шумная, громкая, неусидчивая — старший аврор не скупился на эпитеты в её сторону, называя девушку и слоном в посудной лавке и кошкой, которой отдавили хвост. Ещё больше он смеялся, узнав об анимагической ипостаси Хелланн. И всё же, несмотря на свои огрехи, Берлин нравилась большинству преподавателей, играли на руку и страсть девушки к работе и знание кому и когда нужно улыбаться и делить секреты.

[indent]В один день небо не стало безоблачным, вознося девушку на вершину её карьеры. Начинать приходилось и с бумажной работы и с заданий “принеси-подай. отойди-замолчи-не мешай старшим работать”. Берлин запихивала собственную гордость в дальний ящик и закрывала на очередной замок, чтобы не сболтнуть лишнего и не получить очередную порцию заданий в старом архиве, и только в законный выходной, сидя за стойкой в баре рассказывала уже знакомому бармену как сложно и тяжело ей жить под руководством ничего не смыслящего начальника. Парень только смеялся и говорил, что её обязательно оценят. Когда-нибудь. Обязательно. Захмелевшей с пары стопок огневиски Берлин хватало и его улыбки, мог просто молчать.

[indent]Служба двигалась, принося новые знакомства, проблемы и их решения. Берлин всей душой полюбившая Британию, отдавала всю себя охране магического правопорядка и горько морщилась на сообщения о беспорядках и проблемах. Темный Лорд и первая магическая война несли за собой смерть и разрушения, распаляя пожар в груди норвежки. Действовать хотелось незамедлительно и напропалую, и если бы не Аластор, Берлин сгорела бы в первые “минуты” войны. Аврор держал девчонку на коротком поводке, стараясь выбить из головы той безумные идеи, а убедившись в том, что это бесполезно, ввел в круг Ордена. Идти об руку с теми, кто разделяет твои стремления всегда легче. И несмотря на ужас, в который приходила Берлин глядя на только окончивших школу волшебников, стремящихся на войну, девушка не находила в себе сил заставить их прекратить, лишь приглядывала за ними по мере своих сил, как немногим раньше делал Аластор по отношению к ней.

она похожа на ветер,
ей быть невидимой нравится.
она похожа на ветер
и со мной играется:
путает волосы
и качается на руках,
вдыхает легкими полностью,
но не удержу никак.

[indent]Пропасть, в которую свалилась Берлин, по окончании войны не имела ни дна, ни каких-то осязаемых зацепок, чтобы суметь остановить падение. Если спросить Берлин сейчас, она честно ответит, что падает до сих пор. Летит в неизвестность ожидая, когда же сумеет разбиться на части и уйти к тем, кого полюбила всем сердцем. Да, в этом мире много тех, кого Хелланн любит, тех, кто пытается поймать и вытянуть норвежку на свет, но стоит закрыть глаза и перед глазами проступит образ огнем рыжих волос впечатанный в подкорку мозга, вспыхнет и погаснет солнечный зайчик, отраженный от оправы очков, грустно улыбнется потерянный сероглазый мальчик, с которым так легко было говорить. Берлин не хочет верить в его предательство, не может поверить, а потому записывает и его в число тех, кто ушел, чтобы не вспоминать никогда больше. Берлин закрылась в собственной раковине, оградив себя мертвыми да ушедшими за край, и винит себя в том, что не смогла защитить их, не смогла предугадать или хотя бы смягчить удар. Просто не смогла сделать ничего. И уехать бы, забыть, растерять по кусочкам всю память, чтобы всё прошедшее стало кошмарным сном, но слишком много вокруг тех, кто виноват, тех, кто ещё не понёс должного наказания. И до тех пор Берлин будет бороться, будет вставать по утрам и ввязываться в бой, из которого может не вернуться. И может быть пока это не произошло, появится тот человек, что сумеет поймать Хелланн, сумеет удержать девушку от бесконечного падения в бездну наедине с ветром.

о вас
планы на игру, пожелания: у меня есть выбор? разберемся по ходу пьесы
в случае ухода: продолжать задействовать в сюжете / можно попробовать убить
связь: ссылка в шапке форума)
пример игры:

+

[indent] Однажды Лорен надоедает грустить. Надоедает сводить себя с ума и вглядываться в ядовитые строки на экране мобильного телефона. Он затих и больше не пишет. Ни хорошо, ни плохо. Никак. И Джойс пытается ощутить укол боли, недовольство, обиду — хоть что-нибудь. Но чувствует лишь тишину. Тихое бессовестное спокойствие ленивым котом разлеглось посреди души и довольно дергает лапой во сне, словно так и должно всё быть. Словно только так правильно. И нет смысла сопротивляться и тормошить свою душу в поисках того, чего в ней нет. И вместо очередного сеанса психоанализа девушка заглядывает в шкаф в поисках василькового платья, подаренного Юлием.

[indent] Щеки горят румянцем; мужчины не должны разбираться в моде лучше девушек, не должны говорить, как ей одеваться и выглядеть. Не должны. Но даже противясь всей душой, Лорен прекрасно понимает — видит в отражении зеркала — ей идёт это чертово платье и чертов цвет. Юбка с тихим шелестом обнимает ноги, когда девушка кружится перед зеркалом, разглядывая себя. Рыжие локоны падают на плечи, превращаясь в накидку, девушка даже не думает о том, что стоило бы собрать их в косу или ещё какую прическу. Нет уж, ей нужно, чтобы хоть что-то смогло спрятать её краснеющие уши и плечи, что мигом окрасятся алыми пятнами, стоит только кому-нибудь высказать комплимент или удивление. А может просто не выходить из комнаты? Джойс подмывает согласиться с самой собой, провести вечер в тишине собственной комнаты наперевес с книгой и любимой музыкой. Но всё же это стало бы кощунством.

[indent] Впрочем оставаться в стенах Авалона, где встретить друзей и наставников проще простого, Джойс тоже не собирается. Уйти незаметно тот ещё квест и после пятого "Ух ты!" Лора сдаётся, закрывает лицо руками и почти бежит не разбирая дороги, пока шум улиц не обрушивается на неё. И отдышавшись Лорен продолжает свой путь в никуда, то переходя на бег, то зависая у какого-нибудь магазина. Солнце отдает последние крохи тепла, обнимая оголённые плечи девушки, торопится рассыпаться солнечными зайчиками по ключицам, разбегаясь калейдоскопом, стоит лишь взмахнуть волосами в которых запутались серебряные цепочки сережек. Джойс улыбается солнцу, старательно игнорирует направленные ей вслед заинтересованные взгляды. Она сегодня для себя. И только.

[indent] Возвращаться домой немного грустно, но солнце давно скрылось за горизонтом, а плечи в стальных пальцах держит вечерняя прохлада, не давая расслабиться и замедлить шаг. Нив вновь будет ругаться, что Лорен совсем не умеет одеваться по погоде. Умеет. Но тогда они с Юлием становятся недовольны её внешним видом. От воспоминания о рыжей губы сами растягиваются в улыбку, Лорен всё ещё не нашла этому никакого логического объяснения, и если быть честной, не очень-то старается, продолжая получать какое-то неясное удовольствие от самого факта тайны. В её эмоциях к Нив есть что-то неправильное и сложное, но пока всё это хранится в темноте её хрупкого стеклянного ящика, можно просто игнорировать логику. Лорен поднимается в свою комнату, уже ни от кого не скрываясь, уставшая за день прогулки, она мечтает лишь о том, чтобы упасть в кровать и всем своим телом прочувствовать мягкость ставшей уже родной постели.

[indent] Контейнер перед дверью указывает на то, что к ней вновь заглядывали гости. Так делает только один из них... и это тоже не может не вызывать улыбку. Юлий колючий и часто безжалостный, но Лорен отчего-то не прячется от него, как от других рыцарей, порой относящихся к ней с большей теплотой. Он кажется Джойс неуемным ребенком, не умеющим выражать эмоции. И, наверное, услышь её сейчас о'Димм, девушка бы горько пожалела о подобных мыслях, но его не было рядом. Зато был кусок вкуснейшего пая, заботливо подставленный под дверь её комнаты, о'Димм явно запомнил, что она питает слабость к полуночным перекусам. Так что ничего не остается, как принять подарок и вернуться к мысли о встрече с подушкой.

[indent] Ветер, гуляющий по комнате и играющий со всеми найденными пёрышками и бумажками, что до этого момента лежавшими ровной стопочкой на столе Джойс, несколько ломает планы девушки на скорую встречу, так что отставив коробку с паем на комод, Лорен бросается собирать свои записи, пока те не унесло в открытое окно, которое она благополучно забыла закрыть, уходя на прогулку. Холод уже проник в стены комнаты и теперь тут так просто не уснёшь, а уж ждать включения отопления и вовсе придётся подождать несколько недель, так что о том, чтобы быстренько упасть в кроватку и заснуть не может быть и речи. К тому же со стороны открытого окна из неоткуда начинают доносится звуки скрипки, заставляя девушку замереть и прислушаться. Ночной концерт навевает мысли о чем-то далеком и прекрасном, словно тот, кто трогает сейчас смычком струны ищет себя где-то в другом месте, может быть в другом доме, а может представляет себе иную вселенную. Джойс кусает губы, её сжигает любопытство, ведь не так часто встретишь столь умелых музыкантов среди рыцарей, ведь вся её музыкальная душа сейчас летит туда, следом за мелодией неизвестного музыканта, желая узнать, увидеть того, кто умеет так играть, но так же понятно и нежелание музыканта показываться миру. Никто не выбирает ночь для музицирования, если хочет явить себя зрителю.

[indent] И всё же любопытство берет верх. Как однажды оно дернуло её согласиться встретится с парнем на пару классов старше себя, как толкнуло в её руки микрофон, заставляя поверить, ничего плохого не случится, если она выступит с группой на виду у всех, как вело её в этот город и под эту крышу. Лорен сдается ему на милость и прихватив с вешалки кардиган, чтобы прикрыть плечи если вдруг станет холодно, и идёт по ступенькам вверх, почти на самую крышу Авалона, где музыка звучит громче и ярче, одеваясь в хрупкие нежные ноты и растекаясь волной во все стороны. Почти не дыша, не позволяя себе сделать лишний шаг в страхе спугнуть очарование момента, Лорен во все глаза смотрит на чужие руки, сжимающие скрипку как самую дорогую женщину, на лицо, обрамленное холодным лунным светом, на светящиеся в вечном танце пылинки, золотом обрамляющие фигуру того, о ком она не более десяти минут назад вспоминала.

[indent] Наверное выдох выходит слишком громким, но не дышать Джойс просто больше не способна. О'Димм не сбивается и не теряет нить мелодии, но явно замечает её, всем корпусом разворачиваясь на инородный звук. И не сбежать теперь под покровом ночи, унося с собой прекрасную тайну. Остаётся надеяться, что Юлий не будет злиться слишком сильно. — Ты всё-таки его надела. Хорошо, — погруженная в мысли Лорен не сразу понимает, что мелодия уже оборвалась и Юлий смотрит на неё внимательным, долгим взглядом. Девушка заливается краской и, чтобы не сболтнуть глупость, закусывает до боли щеку, потому что он одновременно кажется ей сейчас и рыцарем и пустоголовым принцем, способным наслаждаться лишь собственной красотой. И всё же фразы, слетающие с его губ, усталые и рваные, окончательно убеждают девушку в том, что самодовольства в этом парне не больше, чем в ней самой. И в этот момент она словно впервые смотрит на него. Действительно на него. На всю картину в целом: на платья, пироги, усталые улыбки и умение быть рядом, когда никого больше нет вокруг, на его ехидные комментарии и кажущиеся непонятными поступки — смотрит и удивляется собственной непонятливости.

[indent] — Юлий, нам нужно поговорить. — Лорен кажется себе чересчур смелой и, наверное, даже глупой. Такие мысли обдумывают и обсуждают с кем-нибудь близким, но у неё ни времени, ни кого-то под рукой, кому стоило бы такие мысли доверить. А Юлий вот он, рядом, и можно всё решить сразу, объяснить, дать возможность уйти не потеряв ни себя, ни свою тщательно выстроенную оборону.

[indent] — Ну давай, поговорим. — и не стушеваться, не сказать, что в этом ничего важного, сложно. Лорен и хотела бы, да саму себя не поймет никогда, если так и будет бегать и прятаться от него после этого вечера. Девушка с улыбкой пожимает плечами, протягивая о'Димму пачку с остатками сигарет, ей бы тоже закурить, да только сломает же сигарету не донеся до рта. Лучше сначала сказать всё-всё, что носится сейчас по черепной коробке, а после курить, курить, стараясь дымом вытравить из себя плохие мысли. — Я... мне... мне кажется или я тебе нравлюсь? — у Юлия такой непонимающий вид, что Лорен окончательно тушуется и почти делает шаг назад, чтобы таки сбежаьб с чердака. — Ну... как девушка. Все эти подарки, помощь с платьями, пироги и улыбки, когда никого нет рядом. — заламывать пальцы почти больно, но только это и удерживает Лорен от падения в обморок и того, что всё её лицо покроется пятнами сию же секунду. — Это всё прекрасно, но... я бы хотела объяснить. Я бы хотела, что бы мы были друзьями и только. — зажмуривается так, словно это она признается в любви, а не отвергает поклонника, дышит глубоко и судорожно, буквально чувствуя как краска заливает плечи, шею и щеки, и даже висящий на сгибе локтя кардеган не спасёт, если в него укутаться. Лорен отчего-то кажется, что она сейчас буквально светится алым цветом.