дата рождения: 19 марта 1948 [34 года] место рождения и проживания: Великобритания, Лондон; чистота крови: досадливо полукровен;

лояльность: пожиратели смерти образование: хогвартс, слизерин [выпуск 1966] занятость: невыразимец;

артефакты: волшебная палочка - дуб и сердечная жила дракона. Прямая, не гибкая, с резной фигуркой черепа медведя на основании рукояти. Тринадцать дюймов;
омут памяти и коллекция воспоминаний к нему - используется вместо дневников, записей экспериментов и размышлений на тему, разумеется, надежно скрывается от посторонних глаз. Каждое воспоминание Август дробит на три и более колбы, их учет ведется согласно тайного шифра, ведь Руквуд не дурак и прекрасно понимает, скольких лет в Азкабане может стоить его скрупулезность;
порт-ключ в дом на границе Ричмонд-парка - единственный способ попасть в дом Руквуда без приглашения. Выполнен из оленьего рога, имеет форму кельтского троичного узла;
перстень-печать - на деле ключ, открывающий проход в сад дома на границе Ричмонд-парка. Долгое время был бесполезен, так как нуждался в подпитке кровью друида.
зачарованные очки - при ярком солнечном свете стекла темнеют, спасая чувствительные глаза от пагубных последствий;

характеристика“do you have anybody? you get stuck in a hurricane. Do you have anybody to call? Cause i don't”

сильные стороны: интересуется историей магии — благодаря этому знает о древних, многими  забытых ритуалах, как светлого, так и темного образца. Копит знания и с большим удовольствием изредка применяет их, оставаясь незамеченным. Хорошо знаком с магией друидов. Специализируется на магии крови, может на её основе создавать артефакты, проклятья, поисковые чары и многое другое; из общего курса трансфигурация всегда была одной из его сильных, однако, отнюдь не лучших сторон - может, преобразовав материю, соорудить тайный стеллаж в кабинете или из берцовой кости сделать костяной стилет. Достаточно обыденные метаморфозы; освоил не вербальную магию — для того, чтобы сотворить заклинание не видит острой необходимости его произносить. Способность эту хранит в секрете, используя качества козыря в рукаве; очень хорошо умеет убеждать - способен навязать свою волю без магического вмешательства, более того, может подарить вам иллюзию, будто вы сами были автором идеи; более чем артистичен и обаятелен - умеет располагать к себе людей при необходимости;

слабые стороны: его глаза плохо переносят прямые солнечные лучи, из-за чего приходится пользоваться зачарованными очками либо избегать пребывания на улице среди дня. Благо английская погода достаточно благосклонна к таким недугам; ставит свои исследования выше социальных связей и эмоциональных привязанностей. Скорее всего, если ему предоставить выбор, кого спасти из огня - бывшую супругу или его книги - Август выберет книги; не доверяет зельям, будь это хоть бодрящие, хоть жаропонижающие. Привык переносить болезни на ногах, либо пользоваться заклинаниями и стандартными отварами трав, без применения магии; думает, что лучше и хитрее остальных, что не всегда способствует адекватному восприятию действительности; посредственно аппарирует - экзамен сдан, но рисковать лишний раз не станет.

родословная:
Арчибальд Руквуд - полукровный отец // акционер "ЕжедневногоПророка" - Вивьен Руквуд - полукровная матушка // младшая дочь министра магии Испании- Мирцелла Берг - старшая полукровная сестра // совладелица модного дома "Твилфитт и Таттлинг"  - Юлий Руквуд - старший полукровный брат // глава портального управления Министерства Магии Великобритании -  Офелия Бекофф - чистокровная бывшая жена // писательница -  Элизабет Руквуд - чистокровная дочь // шестикурсница в Хогвартсе

[indent]Август смотрит на мир вишневыми, почти рубиновыми глазами и хищно улыбается в ответ слепящим лучам солнца. В школьные годы, когда кто-либо из девчонок набирался храбрости спросить у него по поводу его глаз и болезненной бледности, он без зазрения совести говорил о том, что родился вампиром и теперь, когда тайна стала явной, ему придется избавиться от свидетелей - проверяй двери спальни и окна, я приду за тобой в полнолуние. И не важно, что полнолуния - время оборотней, а не вампиров. Его интонациям и вкрадчивым словам верят охотно, чтобы сын Арчибальда не говорил.

[indent]Даже в юные годы Руквуд знает и прекрасно понимает, что репутация его семьи не может подвергаться сомнению - они хоть и не чистокровны, но достаточно богаты и влиятельны для того, чтобы держать лицо. Проще сказать, что его особенность ничто иное, как результат редкого магического заболевания. Не нужно говорить о том, что это проклятье, спустя поколения дающее о себе знать ни в чем не повинным потомкам. Проклятье одной сильной ирландской ведьмы, чьи чувства и гордость были задеты, когда её возлюбленный Вильгельм Руквуд, растоптав свои клятвы о вечной любви, пошел под венец с другой, третьей в списке претендентов на трон Великобритании. Не многие из Руквудов знают истиной причины - зачем ворошить прошлое, если оно триста лет назад осталось в прошлом? Лишь Август находит на это время и понимает, что в истории скрыто многим больше, чем сухая выжимка событий и дат. Перефразируя магловского классика - ничто не ново под луной.

[indent]Он единственный, кто мог противостоять сонным чарам на лекциях профессора Бинса. История это скучно - говорили сокурсники, которым Август великодушно, но далеко не безвозмездно, соглашался помочь с эссе. Слизеринец обворожительно улыбался и отвечал, что просто не стоит доверять её приведению. Он не спорил, до манеры преподавания профессора у него самого были вопросы и если не живой интерес, появившийся в его распоряжении раньше, чем волшебная палочка, то охотно бы соглашался с сверстниками. История не для всех - вот какой урок вынес юный Руквуд из лекций мистера Бинса и тонны часов, проведенных в библиотеке под пристальным взглядом мадам Пинс. История увлекла его в глубокие дебри древних ритуалов, клятв, пророчеств и проклятий, многими забытых. Она подтолкнула его к азам магии крови и тёмным ритуалам, с каждым новым ответом открывая с десяток новых вопросов. Для пытливого ума Августа это стало приятной находкой.

[indent]Чистота его крови никогда не была проблемой - привыкший делить мир на "черное" и "белое" Слизерин охотно принял амбициозного и харизматичного волшебника, регулярно поставляющего в копилку клепсидр факультета заслуженные баллы, заставляя нервничать многих студентов из башни Рейвенкло. Август всегда был хорош собой - статный, высокий и остроумный. Его умение филигранно парировать словесные атаки в своем изяществе не многим уступало притягательному очарованию загадочного молчания. Не нужно было становиться старостой или звездой факультетской сборной, не нужно было петь в хоре или учувствовать в дуэльном кружке для того, чтобы быть лучшим, оставаясь при этом в тени. Его любили профессора, нередко ставя в пример прочим студентам, но он никогда не гнался за славой передовиц. Серым кардиналом Руквуд шаг за шагом приближался к знанию, которое обещало силу, и оставлял лавры всеобщего признания другим. Его амбиции требовали иного.

[indent]С такими родителями после выпуска Август мог пойти куда угодно - любые двери были открыты перед юношей, но он всегда знал, чего требует душа. Почему Отдел Тайн, Август? недоуменно интересовались волшебники на светских приемах, куда поначалу Руквуд имел свойство захаживать. Образу яркого, артистичного и жизнерадостного молодого человека никак не шло решение связать свою жизнь с молчаливыми тайнами угрюмых министерских подземелий. В ответ Руквуд лишь пожимал плечами и обворожительно улыбался. Просто люблю удивлять.

[indent]Его ранняя женитьба также для многих стала сюрпризом. Пожалуй последнее пышное мероприятие, которое он посетил, на сорок персон у самого живописного обрыва в Кардиффе долгие месяцы было на слуху у богатой верхушки магического общества. Однако, в этом событии не было ничего возвышенного - озабоченный слухами, пчелиным ульем обвившим деятельность Отдела Тайн, Арчибальд был максимально заинтересован в продолжении рода Руквудов. Старшая дочь давно выпорхнула из родительского дома, сменив фамилию и подарив своему супругу когорту наследников. Наследники старшего сына имели скверное и достаточно печальное свойство появляться на свет мертвыми раньше срока. От строгого отеческого совета жениться Август не стал открещиваться - понятие долга в мировоззрении тех лет еще имело для него силу. К тому же, партия была подобрана не худшим образом.

[indent]Как ты узнала, что я здесь? Это была их игра, на самом деле волшебник знал ответ наперёд. Зайдя в тупик своих исследований, ему было лениво сопротивляться упрямству девичьего желания - Офелия смеялась звонко, запуская пальцы в его темные волосы. Приходилось откладывать чертежи, мигом становившиеся чистыми листами пергамента, и обращать внимание на её новые серьги. Он знал волшебницу еще со школы. Гордая, красивая староста Рейвенкло, во что быто ни стало желавшая обойти слизеринца, для которого хорошая успеваемость никогда не была целью. Она думала, что знает своего супруга так же хорошо, как знает карту звездного неба, однако, как и многие астрологи, ошибалась. С твоим ростом достаточно глупо надеяться на успех в прятках. Её очаровательная наивность забавляла - спустя год после свадьбы, когда они делили общий кров и постель, она так и не поняла главного. Простая магловская истина "хочешь спрятать дерево - посади лес" была освоена и выбрана лейтмотивом Руквуда еще в детстве. Иначе, чтобы он делал в Отделе Тайн?

[indent]Впрочем, их брак достаточно быстро начал трещать по швам. Любовь к своим исследованиям, которым Август уделял все свободное время, была выше уважения к доле жены невыразимца. Офелии хотелось внимания и светских раутов. Она чувствовала себя обделенной, лишаясь возможности похвастаться карьерными успехами супруга. Она даже не знала, чем именно волшебник занимается и её обижало, когда тот уходил от прямых вопросов, не без удовольствия ссылаясь на политику неразглашения. Казалось, даже сад в их доме, населенный диковинными растениями с которыми не мог совладать ни один из нанятых садовников и потому прибывающий в запустении, интересовал его больше, чем самочувствие супруги. Когда волшебница отважилась на серьезный разговор, на руках у неё уже была годовалая Лиззи, интересовавшая Августа чуть больше, чем жена. Они разошлись приятелями, без общих обид, скандалов и ссор. Условились, что как бы не повернулась жизнь, Офелия позволит дочери оставить фамилию бывшего супруга и не станет препятствовать их общению, если тот пожелает. Он будет их обеспечивать и выкажет поддержу, но каждый будет идти своими дорогами. Пока в жизни Августа не появлялись другие женщины, волшебницу такой расклад устраивал.

[indent]А Руквуд с головой ушел в свои исследования, изучая тайны магии крови. Этот интерес зрел в нем с самого детства, с тех самых пор, как он узнал от бабушки о проклятии и задался вопросом, как это возможно растянуть свою магию сквозь поколения, влияя на внешность того, кто еще не родился? Он стал копать глубже в историю проклятий и собственного рода, подбирая взламывающие механизмы к древним чарам и все сильнее убеждаясь в том, что кровь - не водица. Отталкиваясь от собственной истории Август глубже уходил в забытую многими магию и постигал тайны имения, доставшегося ему в качестве свадебного подарка от отца. Так он пришел к друидским практикам, пророчествам и тёмной магии, которая поглотила его с головой. Благо, в Министерстве не нужно было отчитываться о результатах своей работы.

[indent]Этот интерес однажды чуть было не стоил волшебнику жизни. Поиск потомков ирландской ведьмы, даровавшей ему проклятье, привел Августа в рощу, густо населенную не самыми дружелюбными фантастическими тварями. Он был тяжело ранен и не мог толком аппарировать, лишь из последних, едва отбившись, на рассвете прибился к роднику, где думал и встретил свой конец, так и не узнав главного. Благо его спасли. Шутка ли: одна рыжеволосая ведьма привела его к этой черте, вторая - перевела за край. Его признательность Эленис нельзя было выразить словами. В диковатой ведьме Август увидел потенциал и тихий, иррациональный голос на задворках сознания подсказывал ему, что она может стать ключом к чему-то важному. Наверное, поэтому он и предложил девушке работу садовника в своем имении. С полным пансионом, разумеется.

[indent]Он стал присматриваться к Эленис. К тому, как она ловко наводит порядок в саду, от которого бежали многие волшебники, как покорно слушаются её растения, как непринужденно она дает жизнь отмершим корням и побегам. Когда случайным образом её кровь попала на перстень, служивший ключом к потаённой калитке сада, с характерным звуком в голове волшебника раскрылся амбарный засов безумной теории, не дававший ему более покоя. Рыжая ведьма стала ответом к загадке, преподнесенной его семье столетия назад, и вместе с ней он стал пробираться сквозь дебри полные неведомых чудовищ и растений, ровно до тех пор, пока столкнувшись с преградой она не исчезла, не оставив после себя и следа.

[indent]В то время Руквуд уже пал под подозрение Гавейна Робардса - сокрусника и славного хитвизарда, мечтавшего о карьере мракоборца и имевшего в свое время любовный интерес к Офелии. После инцидента в роще, когда Август на долгое время пропал из поля зрения коллег, тот начал замечать за волшебником некоторые странности. От него не удалось скрыть, что мужчина интересовался друидами и поднимал родовые хроники, в поисках нужной ему ведьмы. Как и таинственных исчезновений некоторых волшебников, чьими судьбами Руквуд интересовался. Прямых улик, ровно как и полномочий, для громкого обвинения у Гаваейна, разумеется, не было, ведь Август был достаточно щепетилен в вопросе собственных тайн, однако, это дало почву для подозрений и между волшебниками началась изящная игра, больше походившая на партию в шахматы. Я обязательно узнаю твой секрет, Август, однажды сказал ему хитвизард, бросая вызов. Руквуд с достоинством принял брошенную перчатку и рассмеялся волшебнику в лицо. Попробуй, Робардс. Мне будет интересно услышать твое мнение в конце.

[indent]Август и Эленис стояли на пороге свершения, Руквуд чувствовал это на кончиках пальцев. Благодаря волшебнице он значительно продвинулся в таинственном лесу, долгое время остававшимся тайной за калиткой, минуя дьявольские силки и теневых тварей, обитавших там. В волшебнице зрела тревога, в ней расцветали сомнения и волнения, отчасти подкормленные активным вмешательствам Лиззи, обитавшей на школьных каникулах в отцовском доме и видевшей их чудесной парой. К тому же, сам Руквуд становился все более напряженным и раздражительным - на его предплечье чернела метка, а по пятам шел докучливый хитвизард. У них не получалось пройти дальше, это злило волшебника с каждым днём все больше и больше, ведь он не понимал причины застоя и однажды сорвался на девушке, обвинив её в бесполезности и никчемности, словно и позабыв о том времени, что они проводили вместе рука об руку, устремленные к горизонту новых свершений. Он даже не заметил, что она пропала. Лишь когда Лиззи в очередной раз приехала на Рождественские каникулы и поинтересовалась, почему в комнате Эленис пусто, Август обратил внимание на то, что из дома пропали все цветы, которые та так любила. Но делать ничего не стал. Рыжая ведьма осталась для него отработанным материалом.

[indent]Август сомнительно относился к теории чистоты крови. Хотя бы потому, что знал, с каким оглушительным треском она расходится по швам, стоит лишь немного времени провести за поверхностными исследованиями. Однако, благоразумно молчал, не смея критиковать идеологии темного волшебника, обратившего на него свое пристальное внимание. Не сказать, что дело было в страхе. Лорда Руквуд боялся не больше, чем смерти - пустая трата времени страшиться неизбежного. Дело скорее в перспективах, которые открывала для него лояльность амбициозного волшебника и том, что эксперименты более глубокие, дающие большие результаты, требовали отличного от существующего режима. Тёмный Лорд обещал ему свободу исследований, нужно было только стоять подле его колена и выказывать преданность его персоне. Для Руквуда это было не сложно.

[indent]Он не шпионил нарочно - лишь внимательно относился к ситуации и разговорам вокруг, хорошо запоминая детали и исхитряясь в подходящий момент вынуть из рукава нужный факт. Когда весть об исчезновении Темного Лорда громом пронеслась по стану Пожирателей, волшебник задумчиво разглядывал застывшую змею на предплечье и бросал на Рабастана многозначительные взгляды. Им нельзя отступать, им нельзя сдаваться. Примкнув к тёмным волшебникам, Август многое поставил на карту и, хоть у него по-прежнему были пути отхода, которыми волшебник всегда мог воспользоваться, он не хотел останавливаться. Аппетиты несоизмеримо росли. Спустя эти годы тесного сотрудничества он привык и не хотел откладывать свои наработки в долгий ящик. Он чувствовал снова чувствовал, что замер в шаге от свершения и не желал медлить.

[indent]Когда Рабастан пришел к нему под покровом ночи с идеей, Руквуд вложил в его руки оружие, не успев и глазом моргнуть.

о вас
планы на игру, пожелания: убить Каркарова раньше, чем тот заговорит
в случае ухода: одноместный номер в Азкабане, пожалуйста. Желательно с видом на море.
связь: личные сообщения
пример игры:

+

Так или иначе, все они нуждались в помощи.

Альфи закрывает глаза и подставляет лицо лондонской мороси, которая впечатывает в поры серую копоть низкого неба. Пара вдохов и выдохов, большего и не требуется — сердечный ритм принимает ровную линию. Сжать и разжать кулаки в карманах, почувствовать в правой ладони привычное тепло рукояти палочки. Досчитать до пяти. Вспомнить, зачем он здесь, игнорируя пестрые взрывы граффити на каменных стенах, ароматы неоправданно дорого, безвкусного кофе и раритетного винила, эхо модных словечек, гулко бьющееся о стены подворотен. Даже в студенческие годы магловской жизни Шордич вызывал у Эйвери брезгливую улыбку, маскирующую страх. Слишком суетной, грязный и молодой. Оторванный от приятного лоска Сити и еще не успевший докатиться до тлетворной прелести набережной. Чужеродный. Что-то внутри волшебника противилось одному лишь его существованию — наверное, пресловутая чистая кровь. Но стоило отдать району должное — тот всегда был щедр к мужчине. Больше согласных на все наркоманов, идеально подходивших на роль одноразовых подопытных кроме Шордича мог предложить, разве что только Кэмдон. И стоило колдомедику увидеть нервный частокол адреса, в скомканной и незаполненной до конца анкете, он почему-то обрел уверенность в том, что это судьба.

В зале дискуссий царит прохлада. Альфи сидит в углу, апатично перебирая пожелтевшие страницы медицинских карт давно погибший пациентов. Как он привык шутить — единственных, кто выписался раз и на всегда. В психиатрии это частая практика. Его не особо интересует собравшийся консилиум, если бы не сестра, Эйвери скорее всего и вовсе пропустил бы это мероприятие, засев в своем кабинете за крепостной стеной заключений коллег. Скучно, ему с ними скучно. То, что те находят интересным, редко совпадает со вкусами Альфиуса. То, что нередко ставит их в тупик — не стоит совиного яйца. Даже маглы уже придумали для этого гидрокодон и иногда Альфи кажется, что санитары смеются над озадаченностью старших коллег ничуть не тише него самого.

Он отправляет сестре записки зачарованной бумажной змеёй. Та ластится к ногам, обвивая голень в три кольца, по спине вместо узора чешуи бегло меняют друг-друга цепочки слов. Мало того, что Генри вытащила его из привычного аскетичного уединения, так еще и донимает саркастичными высказываниями то об одном, то о другом. Вмести переписку не составляет особого труда, за гулом обсуждения никто не обращает внимания на шелест бумаги, медицинские карты покойников не спешат поразить его внезапным прозрением. Всё избитое, пошлое, смердящее. Альфи отрывает взгляд от перечня выписанных мистеру Доу зелий — никаких сомнений, мандрагора в его составе способствовала назойливым видениям пациента — и улыбается очередной пикантной ерунде, которую пишет сестрица, как вдруг...

— Я пошутила, это всё шутка! — тонкое, звонкое, отчаянное, сбивающее спесь и мерное оцепенение привычных дел. Эйвери поднимает голову, впервые проявляя интерес к предмету всеобщего сбора, но за макушками коллег успевает уловить лишь вихры пшеничных кудрей и громкий хлопок двери, заставивший стены задрожать. Меньше чем за минуту внезапный порыв отчаявшейся души вынудил присутствующих вздрогнуть и замолчать. Почтенный мистер Хобгинсон от неожиданности перевернул чашку бодрящего зелья прямиком на мантию Генриетты, мисс Клара Дьювва подскочила на месте, а старик Джондоу схватился за сердце. Эйвери самого дернуло. Секундное молчание в новый всплеск копошения, обсуждения, осуждения. Кто-то вышел следом, кто-то импульсивно поднял в воздух протокол собрания, кто-то прыснул смехом с победным "что и следовало ожидать".

— Вот молодежь! — ни то с восхищением, ни то с презрением воскликнул профессор Флеминг и повернулся в пол оборота к Эйвери. Тот выразительно кивнул, до конца не понимая, в чем собственно дело и задумчиво почесал свежую щетину на подбородке. Если на собрание вызвали метра Джозефа, заставив отвлечься от преподавательских дел, значит дело выходило за границы обыденного по мнению светлых умов Мунго, — сначала говорят, что слышат магию, а потом хлопают дверьми!

Причинно-следственная связь потерялась где-то между слов. Сбитый с толку Эйвери нахмурил брови и пожал плечами, отмечая любопытный взгляд в сторону своих записей со стороны вчерашнего наставника. Чуть подаваясь вперед он ненароком закрыл досье и флегматично бросил, чтобы сказать хоть что-то.

— Так может и правда слышит, — в его практики бывало и не такое. Волшебник покрутил пальцами у виска, лучезарно улыбаясь сегодняшнему коллеге и отмечая, что время перестало того щадить — на уголках губ уже были заметны первые следы морока, которым охотно пользуются волшебницы и лишь в крайних случаях волшебники. Флеменг сдавал и это накладывало на сердце Эйвери тонкий отпечаток тоски. Даже лучшие уходят.

— Если бы, — усмехнулся мужчина, подкручивая ус и скользнул взглядом выше, недвусмысленно трактуя движение колдомедика. Альфиус про себя усмехнулся, в очередной раз поражаясь вымеренному балансу тактичности и проницательности. Видать, есть еще порох в этом дряхлеющем теле, — это стало бы прорывом, мой мальчик. Но девочка уверяла, что слышит её здесь, а эта комната, как вам известно, экранирована от внешнего вмешательства, а все присутствующие были всецело поглощены допросом. Едва ли она что-то слышала.

Сердце насквозь пронзило тонкой, холодной иглой. Безотчетно Альфи бросил взгляд на бумажную змейку у ног сестры — та лежала сброшенной чешуей, пронзенной высокой шпилькой её лакированных туфель. Сердцебиение ускорилось, рождая на коже тонкий влажный холодок. Волшебник улыбнулся, согласно кивая. Впервые с момента принятия Эйвери в штат, Джозеф Флеминг снова был прав. Это действительно могло стать прорывом.

— Всё так, всё так. Вы позволите, старина? Не могу заставлять пациентов ждать.

Девочка которая слышит магию здесь, в Шордиче. Родом из магловской семьи, выпускница Хафлпаффа, как и все молодые волшебники средняя, неопытная, всё еще не успевшая окрепнуть и понять, что ей нужно по жизни. Эйвери облизывает пересохшие губы и шумно вдыхает обеими ноздрями влажный лондонский воздух. Как у охотничьего пса у него есть предчувствие добычи и оно приятно щекочет нервы, ширя губы в безумном оскале.

Генри говорит, что эта игра не стоит свеч. Воспоминание ненавязчиво, словно шелковый платок сквозь кольцо, ускользает и покрывает мысли сверкающей паутиной. В нём сестра ласково опускает молочные руки ему на плечи, прислоняется холодным фарфоровым лбом к его уху и нежно шепчет это попросту невозможно, ненароком касаясь губами кожи.  Брат думает, что станется с её красотой, если он впечатает мраморный пресс-папье в этот сахарный висок? Слово "невозможно" в его лексиконе наказывается, стирается в карминовую пыль. Слишком трусливое, слишком бестолковое. Оно не стоит съеденного воздуха. В карих глазах плещется ледяное безразличие — Гериетта смеется, но Альфи читает между строк. Как она пятиться назад, как прикрывает губы уголком салфетки, как поправляет выбившуюся прядь и прячет взгляд в зеркальных отражениях. Бросаться за девчонкой в омут, как пятнадцатилетний подросток! в её интонациях скользят льдинки нравоучительного материнского голоса, Альфи не понимает, когда сестра успела их перенять, но, если честно, ему всё равно. Безотчетное мановение волшебной палочки — полумесяц с хвостом поросёнка — и ведьма осекается, хватаясь тонкими пальцами за шею. В васильковых глазах плещется ужас, волшебник ласково улыбается в ответ на застывший, немой вопрос. Постукивает кончиком палочки по кромке дубового стола. Ты ведь не думаешь, что это меня остановит?

Так или иначе, они все нуждались в помощи.

Генриете нужен был знак для того, чтобы поверить. Эйвери нужен был толчок для того, чтобы взлететь. Маленькой мисс Сонг нужно было заглянуть в глаза пугающей бездны. Все начиналось с кроличьей норы. Нужно лишь сделать шаг. Альфи был готов стать послом доброй воли для них всех, если того требовали обстоятельства. Стать Спасителем. Ему бы пошли белые мантии.

Волшебник опускает ладонь на кирпичную кладку дома и упирается лбом в холодную крошку рыжего камня. Со стороны может показаться, что ему просто стало плохо — привычное дело для тех, кто в вечерний час немного перебрал в баре, здесь никого этим не удивишь. Для прохожих он моментально становиться невидимкой, чужие беды заставляют толпу огибать стороной. Альфиус закузывает губу, методично прицокивая языком и думает, как же ему выкурить лису из норы? Можно было бы быть человеком. Позвонить в звонок, постучаться в дверь, показать лицензию и попросить войти внутрь. Вызвать родителей, обсудить с ними плюсы и минусы предполагаемого лечения. Это было бы этично с точки зрения врачебной и колдомедицинской практики. Но этика слабо волновала мужчину. К драклам этику, если она препятствует эффективности. Сколько слов будет сказано, сколько минут утеряно?

Думать о том, как спастись из огня получается лучше, когда ты уже в самом его эпицентре. Пока не пахнет дымом, опасность кажется ничтожно призрачной.

Эйвери чеканит подушечками пальцев отточенный ритм заклинания. Детская шалость, если не задумываться о масштабах — изменить цвет предмета не так уж и сложно, если речь не идет о целом доме. Губы беззвучно шепчут слова, набитые оскоминой на первых курсах трансфигурации,  Левая ладонь сжимается на рукоятке волшебной палочки — Альфи прижимается к стене плечом и ударяет кончиком палочки аккурат меж стыков двух кирпичей, разнося волну магии по всему фасаду. Спешным движением орудие волшебства вновь прячется в карман, минуя рукав плаща. Мглы едва ли заметят изменение — человеческий глаз в вечерний час оказывается слеп до оттенков красного. Но если девочка слышит, она не сможет проигнорировать зов.

Он смеется, отходя назад, и дает девочке время. Пламя заклинания разносится по стене со скоростью подожженной соломы. Эйвери ждет. Ждет на задержанном вдохе прежде, чем дверь отворится и на пороге не появится босоногая, испуганная Аллегра. Её имя и адрес стоили волшебнику коробки шоколадных лягушек и букета желтых пионов.

Безопасность, хранимая падким на сладкое и лесть, в двадцать первом веке всё еще слишком дешевая штука для того, кто заинтересован и щедр.

У неё глаза перепуганной лани, выхваченные в свете фар встречного потока. На щеках еще свежи слезы слез и не смытая потекшая тушь. Тонкие пальцы перебирают немногочисленные браслеты, пшеничные кудри щекочут пухлые щеки, по которым кто-то неосторожно рассыпал шоколадную стружку веснушек. Плечи стремятся друг к другу, выгибая позвоночник в болезненном спазме. Эта боль сворачивается комком желчных змей у солнечного сплетения, отравляет вены и вгрызается в сердце оголодавшим псом. Альфи знакомо это чувство. Вся она такая маленькая, такая хрупкая, на пороге собственного дома, открыв дверь перед незнакомцем. Загнанная в угол в квартале, где магии нет и никогда не было и не сумевшая найти покоя даже тут. Идеальная жертва, -  проскальзывает на периферии сознания, но Эйвери гонит эту мысль прочь. Он ведь пришел помогать.

— Аллегра Сонг? — он мягко улыбается и достает ладони из карманов пальто — в чайном взгляде, на самой кромке охровой радужки застывают добродушные, точно пузырьки шампанского, тени искр, — жаль, что старые пни святого Мунго этого не видели. Готов отгрызть саламандре хвост — они бы задохнулись от возмущения. Ну, знаете, в их возрасте вредно быть уверенным в чем-то.

Он делает два шага на встречу девушки, галантно пропуская велосипедиста с корзиной газет. Примирительно выставляет вперед руки, демонстрируя чистые ладони, мягко приподнимает подбородок вверх.

— Прошу прощения за вторжение. Меня зовут Альфиус, нам повезло оказаться в нужное время, в нужном месте, — слова пространны, зыбки и искрятся в благородных оттенках феликса фелицис, но не вызывают ничего, кроме тревожной настороженности. Тогда улыбка волшебника тает и лицо его обретает мягкое спокойствие покровительствующего ментора — так с портретов смотрит на учеников Хогвартса почтенный Альбус Дамблдор. Тот еще самодур, если так подумать, — я не пришел танцевать на костях. Я пришел предложить тебе помощь.

Пауза. Незначительная в контексте разговора, но достаточно весомая для того, чтобы оценить заложенные в слова смыслы и интонации. Мягкая, подчеркивающая главное. Эйвери едва заметно кивает, опуская ресницы, и прячет ладони в карманы пальто. Взгляд его полнится пониманием, в нем нет ни тени жалости, ни отсвета иронии. Он, как и бархатный голос, мудр, спокоен и уверен в том, о чем говорит.

— Я верю тебе. Я вижу, что ты говоришь правду. И если ты согласишься принять руку помощи, обещаю, что сделаю невозможное. Ты готова обсудить моё предложение?